Как я была принцессой - Жаклин Паскарль

Он гласил: «Элми тайно выходит замуж за молодого принца из Малайзии». На фотографии улыбающаяся певица в полном баджу-курунге сидела рядом со своим толстым восьмилетним сыном и держала на коленях свадебный альбом. В тексте статьи говорилось, что Элми познакомилась с молодым малайским бизнесменом в самолете и, когда он узнал в ней известную певицу, между ними завязался роман. Дальше там сообщалась, что даже после замужества Элми не собирается претендовать ни на какое особое положение, что она будет продолжать свою артистическую карьеру и заботиться об их с мужем доме. Ее молодой муж, по утверждению журналиста, был очень застенчив и взять интервью у него не удалось.

Имя жениха ни разу не упоминалось, но я и без того знала, что это Бахрин. Чувствуя, как внутри закипает ярость, я перечитала статью еще раз. У меня не оставалось сомнений, что это интервью давалось специально для того, чтобы его прочитала я; об этом говорил и тот факт, что певичка ни разу не назвала своего мужа по имени и даже не намекнула на то, что у него уже есть первая жена и, следовательно, она сама является лишь официальной сожительницей.

Я схватила Шахиру и, не произнеся ни слова, бросилась прочь из этого дома. Сердце стучало так, словно хотело выскочить из груди. Я решила ехать на работу к Бахрину и там выяснить всю правду. Не помню, по каким улицам я доехала туда; помню лишь, как изменилось лицо секретарши, когда я влетела в офис, выкрикивая имя мужа. Испуганная мисс Лим сообщила мне, что его сейчас нет, но я оставила у нее на столе переносную люльку с Шахирой, а сама направилась прямо в кабинет Бахрина. Там в поисках правды я перерыла все шкафы и все ящики его письменного стола, а когда наконец нашла то, что искала, почувствовала себя так, будто получила безжалостный удар в живот. В подаренной мною дорожной сумке «Лансель» лежали и свидетельство о браке, в котором черным по белому было написано, что на момент заключения брака с Элми Бахрин является холостяком, и свадебные фотографии счастливых молодоженов. Жених на них был в костюме, сшитом из того самого старинного сонкета, что я подарила ему на нашу свадьбу. Кроме того, я нашла в сумке счет из того же отеля, где мы с Бахрином когда-то провели нашу самую счастливую неделю, и фотографии Элми на пляже в точно такой же позе, в какой Бахрин снимал когда-то меня.

После этого я впала в состояние такого яростного исступления, что устроила в кабинете Бахрина настоящий погром. Я сорвала со стены его диплом архитектора, расколотила стекло и изорвала документы на мелкие клочки, вспомнив, как, согнувшись над машинкой, сидела на полу нашего дома в Мельбурне и помогала мужу готовиться к защите. Я по очереди разбила и порвала все старинные персидские рисунки, которые сама же носила окантовывать. Я разбросала по полу и постаралась испортить всю одежду из сумки, с которой он ездил в свадебное путешествие. Утолив немного свой гнев, я выскочила из кабинета и набросилась на сотрудников Бахрина, упрекая их за то, что они неоднократно были гостями в моем доме и в то же время принимали участие в этом обмане. Наконец, велев мисс Лим передать Бахрину, что я жду его дома, я подхватила люльку с Шахирой и вышла из офиса, громко хлопнув за собой дверью. Позже секретарша станет рассказывать всем, что я брала девочку с собой в кабинет и подвергала ее опасности пораниться осколком стекла.

Не вытирая градом катящихся по лицу слез, я устроила Шахиру на заднем сиденье, села в машину и рванула с места так, словно за мной гнались. Доехав до дома, я сразу же отправилась к Мак за Аддином. Свекровь, видимо, уже предупредили о том, что случилось, потому что она ждала меня не одна: вместе с ней в комнате находились Че Гу Али, тетя Зейна и другие. Я с порога выложила им все – и свое горе, и гнев. Почти сразу же за этим во дворе раздался визг тормозов, а потом хлопнуло несколько дверей, и в комнату быстро вошел Бахрин. Он направился прямо ко мне и толкнул в грудь так, что я отлетела к противоположной стене. Все остальные пытались успокоить его, но он продолжал бушевать и кричал, что я неотесанная белая шлюха, понятия не имеющая о достоинстве и приличиях.

Потом Бахрин объяснил матери, что ничего не знал о том, что его новая жена собирается созвать пресс-конференцию и поведать публике об их свадьбе. Она сделала это по собственной инициативе, и он очень сердит на нее. Оказывается, что муж вообще не собирался рассказывать мне о своем новом браке: он хотел просто жить на два дома в двух разных городах. Не могу сказать, что эта новость меня утешила.

Гнев и присутствие свидетелей придали мне храбрости, и я начала кричать на Бахрина, называть его всеми известными мне именами и попутно поведала всем присутствующим, что он на Коране поклялся не брать себе другую жену. В ответ муж заорал, что его женитьба – это не мое дело и что я не должна совать нос в дела, которые меня не касаются.

– Не касаются?! – ахнула я. – А почему же тогда он солгал и в заявлении о заключении брака назвал себя бездетным холостяком? Почему женился в другом штате, а не в Тренгану, где для того, чтобы взять вторую жену, требуется письменное согласие первой? Он просто неразборчивый кобель, который думает не головой, а яйцами и набрасывается на любую сучку! Он просто трус и дерьмо!

Тут Бахрин схватил меня за горло и прижал спиной к стене.

– Думай о том, что говоришь, – прошипел он. – Я разведусь с тобой и заберу детей. Я разведусь с тобой, тебя вышвырнут вон из Малайзии, и ты их больше никогда не увидишь. Я не шучу – все так и будет. Я очень долго терпел тебя, Ясмин, но не стоит перегибать палку, не то тебе придется пожалеть об этом.

Все мое будущее ясно представилось мне в это мгновение: моих детей отбирают у меня и отдают на воспитание другой женщине, а я продолжаю влачить жалкую жизнь опостылевшей и ненужной жены в чужой стране – жизнь, в которой не останется ничего, ради чего стоило бы жить. Я и сама понимала, что Бахрин не шутит. В королевской семье нередко случалось так, что у старой и надоевшей жены отбирали детей и поручали их новой, более молодой и свежей. Так было у тети Розиты и Тенку Ибрагима: тетя Розита воспитала двух его детей от другой женщины и теперь железной рукой управляла ими. Я не могла не видеть, как несчастна Эндах, и знала случаи, когда старая и молодая жена были беременны одновременно, что приводило к яростному и жестокому соперничеству.

Я просто не могла больше выносить эту боль и эту жизнь, полную страха и унижений. Не чувствуя ничего, кроме отчаяния, я бросилась на кухню и там попыталась перерезать себе вены кухонным ножом, но мне помешал подоспевший Че Гу Али. Перед тем как потерять сознание, я успела услышать голос мужа, упрекающего Али за то, что тот отобрал у меня нож.

Я пришла в себя в собственной спальне, когда мне принесли Шахиру, потому что подошло время кормления. Аддина забрала к себе тетя Зейна, чтобы дать мне возможность успокоиться и отдохнуть. У меня на кровати сидела Мак. Она держала меня за руку и сокрушалась, что ничем не может помочь мне. Зато, гордо заявила свекровь, она наотрез отказалась знакомиться с певичкой и даже собирается попросить своего брата, султана, чтобы той навсегда запретили въезд в Тренгану. Ее никогда не примут ни во дворце, ни в том обществе, где мы вращаемся. Ее слова просто отскакивали от меня – я была слишком разбита даже для того, чтобы пробормотать полагающиеся слова благодарности.