Ребенок на заказ, или Признания акушерки - Диана Чемберлен

Я откинулась на стуле и снова уставилась на экран. И тут я заметила крошечные зеленые буковки внизу страницы: «Поиск». Я кликнула, и на экране появилось место для вопроса. Я впечатала туда «Анна Найтли», и вдруг на экране появилась она – ее фотография и краткая биография. Я хотела отвернуться, чтобы не видеть ее лица, но слишком поздно. Я смотрела на нее во все глаза. Лицо у нее было круглое. Не слишком полное, но мягкое и приятное. Светло-каштановые кудрявые волосы до подбородка. Глаза большие и зеленые, как у детей Дениз Абернети. Мне понравилась ее улыбка. Не широкая, а такая, какой улыбается человек для официального портрета. Теплая, уверенная, но сдержанная. «Я занимаюсь серьезным делом, – говорила эта улыбка. – Я ищу ваших детей».

Я прочитала подпись под фотографией.

«Директор Бюро розыска пропавших детей Анна Честер Найтли, 44, работает в БРПД десять лет. Ее новорожденная дочь, Лили, исчезла из роддома в Уилмингтоне, Северная Каролина, в 1994 году. У нее есть еще одна дочь, Хейли».

Значит, у нее есть еще дочь! Меня это очень обрадовало.

Но 1994 год? Так давно? Ясно, с датами мы напутали. Я снова нашла форму заявления о пропавшем ребенке, изменила тринадцать лет на семнадцать и вписала Лили Энн Найтли.

Фотографии никакой не было – только одна строчка.

«Лили Энн Найтли родилась 29 августа 1994 года и исчезла из роддома в Уилмингтоне, СК, вскоре после рождения».

Сердце у меня дрогнуло. 29 августа 1994 года. Я встала из-за компьютера и подошла к длинному столу у окон, где я разложила журналы Ноэль. Я достала один, где было написано «март – ноябрь, 1994 год», медленно открыла его и, затаив дыхание, переворачивала страницы.

– Нет! – громко вскрикнула я, когда дошла до страницы, которую искала, хотя уже отлично знала, что там будет написано. Наверху страницы стояло имя роженицы: Тара Винсент. Дата – 31 августа 1994 года, день, когда в результате кесарева сечения родилась Дженни, а у Тары начались роды. Впервые я поблагодарила бога, что не могла рожать дома и Ноэль не было около моей дочери. Я перечитала записи Ноэль о трудных родах Тары, закончившихся опасным разрешением утром 1 сентября. Потом быстро перелистала страницы, надеясь, что Ноэль могла принимать другие роды где-то близко к этой дате, но следующая запись была о ребенке, родившемся 15 сентября, и это был мальчик. Я вернулась к родам Тары и многостраничным записям Ноэль. Я прочитала последние несколько строк, отыскивая место, где почерк Ноэль должен был измениться: вместо осторожной, уверенной акушерки должна была писать испуганная женщина, уронившая ребенка своей подруги. Женщина, которая готова была ринуться в роддом в поисках замены. Я изучила ее записи, но она умело замела следы. Я снова прочитала последние слова – «Она – красавица! Они назвали ее Грейс». Имела она в виду ту Грейс, которую родила Тара, или ту Грейс, которую я знала и любила все эти годы?

Грейс, которая не принадлежала никому из нас.

Грейс

Я проснулась в шесть часов и больше даже не старалась заснуть. Через несколько часов Клив приезжает на юбилей своей матери! Вчера вечером он написал мне, что его подвезет друг и он рассчитывает быть дома к полудню, хотя и не пригласил меня на ланч. Но он писал мне больше и чаще, чем обычно, как будто думал обо мне перед возвращением домой. Вчера он написал мне «Скоро увидимся!», и с тех пор я все анализировала эти два слова. Больше всего мне понравился восклицательный знак.

Я распланировала весь наш день. Если погода будет хорошая, мы сможем прогуляться у реки и поговорить. Действительно поговорить, как мы с ним говорили когда-то. Я надеялась, конечно, что мы с ним снова сойдемся. Это был трехдневный уик-энд, так что если мне даже не удастся убедить его сегодня к вечеру, что мы принадлежим друг другу, то у меня остается на это еще два дня.

Около восьми я была в «Фейсбуке», когда мама заглянула в дверь.

– Ты встала? – спросила она с удивлением.

– Я полагаю, это вопрос риторический, – сказала я.

– Ну конечно, ты за словом в карман не полезешь. – Она улыбнулась. Последние несколько дней она была какая-то странная, и улыбка у нее была неестественная. – Хочешь помочь мне? – спросила она. – У меня полно дел перед сегодняшней вечеринкой.

– Извини, не могу. Мне надо написать сочинение. И Клив скоро приезжает.

Ну зачем я это добавила? Кто тянул меня за язык? А теперь она начнет задавать мне бездну вопросов.

– Ты собираешься с ним видеться? – Я заметила, что эта идея пришлась ей не по вкусу. – Я хочу сказать, помимо вечеринки? – добавила она.

Я пожала плечами, как будто мне было все равно.

– Пожалуй, – сказала я.

– Ты можешь спросить его о занятиях и узнать, как ему живется в Чэпл-Хилл.

Я взглянула на нее как на пришелицу из космоса.

– Я знаю, как и о чем с ним говорить, мама, – сказала я.

– А что ты сегодня вечером наденешь? – Ей явно хотелось поиграть в двадцать вопросов, и обычно я находила способ положить этому конец, но сегодня я так волновалась по поводу своего платья, что решила показать ей его. В понедельник после школы мы с Дженни пошли по магазинам, и я просто влюбилась в одно платье. Я сняла его с вешалки и приподняла полиэтиленовый чехол. Дженни ахнула, точно так же, как я, когда впервые его увидела.

– Ой, Грейси, оно такое очаровательное!

Это был не тот эффект, на который я рассчитывала. Я хотела выглядеть взрослой и сексуальной, но я поняла, что она имеет в виду. Платье было красное, короткое и без бретелек. Оно было сшито из атласной ткани, с серебряным поясом. Может быть, на вешалке оно и выглядело очаровательным, но на мне оно смотрелось возбуждающе чувственно. Дженни поклялась, что так оно и есть.

– Спасибо, – сказала я.

– А туфли какие наденешь?

Я достала и показала красные туфли. Купив их, я прикончила мои сбережения.

– Прекрасно, – сказала мама. – И каблуки не слишком высокие. А я даже и не подумала, что мне надеть. – Она взглянула на часы. – Ты поела?

– Еще нет.

– Хочешь, я приготовлю…

– Нет, спасибо. Я не голодна. – Я снова села за компьютер.

– Ты уверена, что не хочешь поехать со мной? Я бы привезла тебя обратно к полудню.

– Мне действительно нужно написать эту работу, мама. – Я порадовалась, что оттуда, где она стояла, она не могла видеть монитор.

– Ну ладно, – сказала она. – Хорошего тебе дня.

Конечно, никакую работу я не написала. Даже и не пыталась. Я сделала домашнее задание по математике, съела банан, вымыла голову, миллион раз взглянула на телефон, чтобы убедиться, что он включен, пообщалась в «Фейсбуке» с друзьями, с которыми никогда лично не встречалась. Наконец, терпение мое истощилось, и я послала Кливу сообщение.