Город вторых душ - Рута Шейл

«Пропадите вы пропадом», – решил он и засобирался домой. Вика, казалось, не заметила того, что с ним натворила, и продолжала шепотом расспрашивать Константина. К ним присоединились Владимир и Мага. До Севера никому не было дела.

Самым величайшим и недостижимым благом казалась ему сейчас возможность не видеть больше человека, который заставляет тебя ощущать собственную вторичность. То, что обычно делают бывшие друзья, когда оказываются соперниками, или супруги, так и не нашедшие общего языка. Просто взять и перестать общаться с тем, кто тебе неприятен, кто подавляет тебя, вытесняет из собственной жизни, а иногда и из постели, вычеркнуть его, вымарать, расфрендить в соцсетях, перестать знать о нем хоть что-либо, ведь это действительно невыносимо – постоянно доказывать, что ты если не лучше, то хотя бы настолько же хорош. У Севера не было даже этого. Он не мог отделаться от Северьяна, как от досадного случайного попутчика, а потому, оказавшись один в пустой и темной квартире, он сделал то единственное, на что был способен – открыл шкафчик, в котором Вика держала запасы спиртного. Принятое днем решение «не быть как они» истаяло вместе с дымком над горлышком «Просекко», сберегаемого на случай праздника – какие у них вообще были праздники? Никаких, равно как и супружеской жизни.

Север налил, подождал, пока осядет пена, добавил еще – до самого края. «Вторая душа», «вторая душа»… Ну конечно! Он, может, и родился для того, чтобы Северьян мог жить дальше! Незаменимый, нужный всем Северьян. Вторая душа – не он, а Север. Север – вот кто здесь вторичен. И когда – если! – Северьян окончательно расквитается со своими мертвецами, уходить придется не ему. Так будет лучше.

От жалости к себе сдавило горло. Север выпил, пузырьки ударили в нос, и он расплакался. Слезы текли по лицу, пока он допивал одну бутылку и доставал вторую, слезы капали в стакан, сладкое во рту смешалось с горьким, за «Просекко» последовал «Куантро», приторная апельсиновая дрянь, затем под руку попался «Бифитер» – Север подозревал, что Вика таскала все это, начатое, но не законченное, с работы. Под настроение. Может, даже оставляла в кассе деньги – она ведь в целом была очень порядочная, эта Вика. Или Мага ей разрешал. Наверняка уже присмотрел ее для этого своего «прикрытия» – отличная же партия! Из тех, что не помешают ей продолжать спать с Северьяном.

Север лег на спину прямо на пол и расхохотался. Он смеялся, пока хватало сил, и задремал под звук собственного смеха.

Смех продолжал звучать до тех пор, пока в долю миллисекунды между сном и явью Север не увидел рядом с собой Вику. Северьян только что вышел, умер, покинул их навсегда, и теперь Вика склонялась над ним, как над усопшим. Север догадывался о том, что она скажет, чуть раньше, чем ее губы произносили слова.

«Я от тебя ухожу. Оставаться с тобой после него – все равно что провести остаток жизни на Горьковском море, воображая Средиземное».

И пока он лежит с этими словами, воткнутыми прямо промеж ребер, Аня берет его за руку.

* * *

– Это она, – сказал Северьян, глядя на него, свернувшегося на полу пьяным калачиком. – Одна и та же девчонка, тупица.

И даже в постель не перетащишь, чертов двоедушник, ну и валяйся тут, нечего было вести себя как придурок.

Он сложил пустые бутылки в пакет и выставил его в прихожую, чтобы не забыть донести до мусорного бака, спрятал джин обратно в шкафчик и пошел искать одежду из гардероба Севера, потому что в его собственной Север сейчас и спал. Впрочем, для того, что ему предстояло сделать, так было лучше.

Пока одевался в чистое и глаженое – в пику Северу были выбраны белые джинсы и белая же футболка с черным крестом на спине, вещи, которые тот берег для редких прогулок с женой, – прилетело сообщение от Вики. Буквы, составляющие слова, буквально вибрировали от раздражения. «Ну, ты где?» Время, время, время. На живых его всегда не хватало. Только на мертвых. Почуяв запах съестного, Северьян повел носом в сторону открытой форточки и жадно втянул теплый домашний запах жареного лука. Супчик, наверное, готовят. Точнее, борщ, что-то еще добавилось свекольное. Кинзы бы еще туда…

– Где ты, там и я, – пропел Северьян, открывая холодильник. – Где я, там и ты…

Выловил из банки самый крупный соленый огурец, хрустнул им, ледяным настолько, что зубы заломило. Запах соседского борщеца ослабил когти, но жертву не выпустил. Хоть в гости напрашивайся. Бежит невозвратное время…

Сосланный в задний карман джинсов телефон беззвучно вопил Викиными звонками. Северьян их уже не замечал. Он стоял перед дверью Аниной квартиры. Было около одиннадцати ночи: достаточно поздно для визита Севера, но в самый раз – для появления Северьяна.

Он нажал на кнопку. Интересно, как она услышит звонок? Никакого звонка, впрочем, не прозвучало. Северьян решил, что кнопка не работает, однако все было исправно. Дверной глазок на мгновение стал темным, а затем раздался щелчок отпираемого замка.

– Можно войти?

Растерянная женщина поплотнее запахнула халат и посторонилась. Северьяну было ведомо все, что чувствовал к ней Север, и теперь он никак не мог отделаться от этих мыслей, которых сам он не разделял.

«У Северка с голодухи крышак рвет», – подумалось ему при виде седины в проборе ее волос. Аня как раз наклонилась, чтобы подать тапочки. Чем еще можно было объяснить то, что при наличии Вики, воспоминание о которой и сейчас отдавалось в животе жаром, Север запал на эту перезрелую воспитательницу? Вздрогнув от одной только мысли о возможной близости, Северьян оттеснил хозяйку квартиры и воцарился в кухне. Во рту не проходил вкус, подобный тому, как если бы он держал за щекой железный рубль. Северьян на всякий случай проверил языком – никакого рубля не было. Видимо, не сегодня-завтра придется навестить Ван-Вана и его страдальцев с «фильянчика»…

Северьян посмотрел на Аню и внятно произнес, тщательно артикулируя каждый звук:

– У тебя есть борщ?

В глазах женщины промелькнул испуг. Через мгновение она уже зачерпывала половником из небольшой кастрюльки. Северьян с удовлетворением убедился, что внутри действительно был борщ. Те три минуты, что тарелка, недосягаемая, как приз за рекорд, который еще только предстоит поставить, вращалась в микроволновке, показались ему вечностью. Северьян гипнотизировал ее и глотал слюну. Тем временем на столе появились банка сметаны и нарезанный ломтями батон. Северьян черпанул огромную ложку – сметана появлялась в его жизни еще реже, чем мясо, – бухнул ее в борщ и немедленно познал райское блаженство.

Аня смотрела на него огромными глазами и почти не моргала. Решила, видимо, что в этот момент в ее жизни решается нечто важное. Вопрос этой самой жизни, например.

Борщ был нежен и сладковат, с тонкой соломкой копченой грудинки в свекольно-капустной гуще. Северьян даже не пытался растянуть удовольствие – глазом не успел моргнуть, как ложка заскребла по дну тарелки. Уловив в его взгляде трагизм, Аня не стала дожидаться просьбы и повторила манипуляции с микроволновкой. Внутри Северьяна, где-то в районе желудка, всколыхнулась собачья преданность кормящей руке. На исходе второй тарелки он подумал о том, что неплохо было бы подготовить Аню, но как и к чему именно – черт его знает. Он достал телефон, снял его с блокировки, смахнул в сторону уведомление о десяти пропущенных звонках от Вики и, все еще смакуя на языке тающий копченый привкус, отыскал на канале Мяля фотографию пропавшей девочки по имени Дилсуз, дочери Анзурат Юсуповой. После этого он снял с дверцы холодильника один из магнитов с нею же и вытянул руки, чтобы Ане было удобней смотреть.