Вечный хранитель - Виталий Гладкий

Фанфан целый месяц дрожал, словно заяц, боялся появляться в центральных районах Парижа — чтобы не встретиться нечаянно с Винтером. Ему почему-то показалось, что странный господин, затянутый во все черное, знает всю его подноготную. Гипнотизирующий взгляд темных глаз Винтера проник внутрь Фанфана и заглянул во все уголки его души. Под этим взглядом мальчик почувствовал себя голым и беззащитным. Он был уверен, что если этот господин надумает его убить, то ему ничто не поможет, даже верный испанский нож-наваха.

Но постепенно все страхи грума улетучились (юность! она быстро залечивает любые раны, в том числе и морального плана), и Фанфан успокоился. Он решил, что Винтер, скорее всего, какой-нибудь штукарь — один из тех, кто выступает на площадях и дурачит своими фокусами наивную публику. Фанфан знавал одного такого «мастера». Это был еще тот пройдоха.

В конечном итоге случилось то, что должно было случиться. Винтер появился перед Фанфаном ниоткуда; как позже оказалось, это был его стиль — появляться и исчезать внезапно, притом в любое время дня и ночи. Иногда он приходил на встречу с Фанфаном весь в дорожной пыли, с глазами, красными от бессонницы. Выслушав доклад мальчика по интересующей его проблеме, он передавал ему плату за услуги (это было обязательно) и спустя несколько минут уже мчался на резвом скакуне в сторону Пиреней или еще куда.

Винтер положил мальчику руку на плечо и доброжелательно сказал: «Ну что же, молодой человек, нам пора познакомиться поближе. Пойдем…» И Фанфан подчинился этому приказу, замаскированному под просьбу. Его душа рвалась прочь от странного господина, как птица из силков, но ноги сами, помимо воли грума, шли вслед за Винтером.

Они пришли в гостиницу, где был накрыт знатный стол, и Фанфан впервые в своей жизни вкусно и сытно отобедал в обществе дворянина (а Винтер, несомненно, был из нобилей[71]) как равный с равным. А потом Винтер предложил Фанфану работать на него. Все сомнения и опасения мальчика на сей счет Винтер рассеял немедленно, передав ему как аванс два серебряных наваррских экю[72].

Щедрость и доброжелательность странного господина сразили Фанфана наповал. И он, не колеблясь, дал согласие быть тайным агентом Винтера.

Не по годам умный и сообразительный, мальчик быстро смекнул, что Винтер принадлежит к какой-то могущественной организации. Однажды Фанфан, отбросив опасения, проследил за контактами Винтера в очередной его приезд в Париж и увидел, что Хозяин (теперь подросток называл его только так) встречался с самыми разными представителями парижского общества — от дворян и священников до городского отребья. И все обращались к нему с большим почтением.

Немного поразмыслив, Фанфан пришел к выводу, что в мире есть только одна организация, сила и могущество которой, а также огромное влияние на людей не вызывают сомнений, — Общество Иисуса[73]. И похоже, мсье Винтер был в нем не на последних ролях.

А еще он понял, что их встреча не была случайностью. Винтер умел подбирать тайных агентов. Но вот откуда он узнал о существовании грамотного грума-полиглота, это для Фанфана было секретом.

После этого открытия мальчик дал себе слово, что будет выполнять все распоряжения своего главного хозяина беспрекословно. Нужно отметить, что и Винтер высоко ценил Фанфана, который обладал острым умом, был грамотен и мог проникнуть куда угодно. А потому платил мальчику не скупясь…

Задумавшись, Фанфан сразу не понял, почему в дальнем гроте, который хорошо просматривался из окна, вдруг стало совсем светло. А когда он наконец присмотрелся, то у него глаза полезли на лоб. В грот вплывало привидение!

Откуда оно появилось, подросток не заметил. Он лишь констатировал своим сильно смущенным умом, что в руках привидения мерцает огонек, благодаря которому одежда просвечивалась насквозь, являя наблюдателю очертания точеной женской (нет, скорее девичьей) фигуры.

Привидение исчезло так же быстро, как и появилось. Фанфан сидел ни жив, ни мертв. Он не был сильно религиозным (хотя бы потому, что солдаты Бурбонского полка в основном верили в вино и языческие амулеты, оберегающие их на поле брани), редко ходил в церковь и никогда не был на исповеди (так наказал Винтер — чтобы Фанфан случайно не сболтнул лишнее), но ночное видение неожиданно затронуло в его душе какие-то потаенные струны.

Очнувшись от временного ступора, Фанфан в страхе упал на колени и, запинаясь почти на каждом слове, довольно бессвязно залопотал слова какой-то совсем не канонической молитвы, обращенной к Деве Марии.

Несмотря на всю свою грамотность, он даже «Отче Наш» знал через пень колоду, потому что терпеть не мог святош и их молитвы. Это во-первых. А во-вторых, редко пребывающий в состоянии полной трезвости капеллан Бурбонского полка, учивший Фанфана Закону Божьему при помощи палки, совершенно непринужденно мешал слова молитв и крепкие выражения, поэтому мальчик боялся что-нибудь перепутать и старался помалкивать (или просто мычать), когда дело доходило до пения псалмов.

Глеб едва дождался, пока уснет Жук. А тот все ворочался и ворочался, тихо жалуясь неизвестно кому на жесткую постель, из-за которой у него болят все ребра. Глеб лежал с открытыми глазами тихо, как мышь, и не отводил взгляд от прикрепленного над камином анка.

Увы, крест больше не светился. Возможно, в первую ночь у Глеба случился обман зрения, а может, причиной свечения была странная девица на белом коне. У нее оказалась настолько сильная энергетика, что Глеб ощущал ее в виде покалываний на поверхности кожи — словно в тело впивались мириады очень тонких игл.

Вспоминая облик девушки, он вдруг понял, что Жук прав — из-за нее и впрямь можно сойти с ума и наделать массу глупостей. Она сидела далеко от Глеба, и тем не менее флюиды потрясающей сексуальности, волнами исходившие от таинственной незнакомки, вмиг разбудили его чресла, и он устыдился своих скабрезных мыслей.

Наверное, и девушка что-то почувствовала. Уходя, она посмотрела на Глеба долгим пристальным взглядом, в котором он заметил острую заинтересованность. При этом ее прозрачные голубые глаза вдруг потемнели и сделались синими, цвета васильков. Странно, но Глеб выдержал этот взгляд совершенно спокойно, не отвел и не опустил глаза вниз, хотя и ощутил как НЕЧТО пытается забраться к нему в голову, чтобы прочитать его мысли.