Гром среди ясного неба - Генри Саттон

сидя в британской гостиной, сопоставляет их и указывает своим длинным изящным пальцем на дворецкого. И все же ему пришлось проявить большую выдержку, чтобы не реагировать на рассказ миссис Райл, когда она во время обеда подошла к их столу спросить Хоуп о ее тете и дяде. Хоуп пила кофе, а он одолевал второй стакан молока, изо всех сил стараясь впихнуть его в себя. Миссис Райл подошла к ним, чтобы выразить сочувствие, печаль, недоумение, надежду, удивление, благодарность… Она перебирала чувства, как некоторые женщины перебирают шляпки, но при этом обронила большое яркое перо — очень важный факт. Оказывается, в прошлую пятницу ее в Тарсусе не было, она делала покупки в Сол-Лейк-Сити. Она тараторила о неполадках в машине, о том, как ей пришлось возвращаться домой на грузовике Чарли Пирса, ехавшего из Шайенна. Моментально все встало на место. Он в пятницу находился в пустыне, наблюдал там за ящерицами. А Хоуп — где же она была?

По пути домой он спросил ее об этом. Она рассказала, как в пятницу выезжала на прогулку верхом на лошади, как убила змею, а потом спешила домой к ужину.

Все стало понятно, все предельно ясно. Поль поймал себя на том, что, будучи ученым, он проверяет разные гипотезы, как недоверчивый торговец проверяет монеты на зуб. Что же это за болезнь, если она поражает целый город в течение часа? Даже «черной смерти» потребовался бы месяц, чтобы расползтись по городу, да и то она скосила бы не всех подряд. Здесь же не заболели лишь те, кто был в пятницу за городом. Значит, в Дагуэе проводилось какое-то испытание, какой-то эксперимент, по ошибке поразивший именно Тарсус.

Теперь тяжесть в желудке Поля походила на бомбу. Он расслабил пояс и изменил положение на кровати, повернувшись со спины на бок и поджав колени, как плод в животе матери. Стало немного легче.

Но беда была в том, что он никак не мог заставить себя уснуть. Все попытки были напрасны. Он взглянул на часы: четверть девятого. Через час-полтора надо идти. Сумерки — искусственно отодвинутые летним временем — быстро сгущались. Он рассчитал, и Хоуп с ним согласилась, что лучше всего выходить между десятью и одиннадцатью часами вечера. Будет уже темно, но еще не прекратится хождение солдат, играющих в карты, просто отдыхающих и бродящих от казармы в старой школе к магазину Смита и обратно. Невероятность побега в это время была ему на руку. Кто пойдет бродить по горам поздно ночью? Он, конечно, тоже не пойдет, но можно успеть подняться по ущелью и достигнуть предгорья. Даже если он пойдет медленно и очень осторожно, то все равно, достаточно удалится от города. А с первыми лучами солнца он двинется в путь, уже не рискуя, что его кто-нибудь заметит. В три-четыре часа утра выходить нельзя, потому что еще очень тихо. Солдаты в карауле в это время настороженно относятся к любому звуку. Ночь, проведенная на голой земле, казалась ему небольшой ценой за стратегически важное преимущество, которое он получит.

Поль был очень доволен, что выбрал именно это время. Ему казалось, что у него есть все шансы на успех. Не только потому, что удачно выбрано время, но и потому, что они сумели пройти незамеченными от туннеля до центра города, потому, что беседа с Льюином и потом Робертсоном не вызвала у врачей подозрений… и еще потому, что, в конце концов, никто не смог заглянуть в его голову и прочитать мысли. Все это, как бы наивно это ни казалось, вселяло в него уверенность.

Поль снова вспомнил столовую и накатившую на него волну дурноты при виде Льюина, вошедшего поужинать. Хоуп наклонилась и спросила, в чем дело. Он шепнул ей, что вошел Льюин. Она не оглянулась. Поль, оценив ее сдержанность, последовал ее примеру. Он сидел, чувствуя, как сокращается его желудок, сжимая проглоченную пищу в комок, мешавший ему до сих пор. Однако Льюин не прокричал никаких распоряжений и даже не обратил на них особого внимания. Вместе с тем он не пытался их игнорировать, а улыбнулся и кивнул, прежде чем сесть за стол с другими офицерами.

Хоуп и Поль воспользовались тем, что Льюин ужинал, и ушли на медицинский осмотр. Таким образом, они избежали повторной встречи с ним и продолжения рискованного и щекотливого разговора, состоявшегося днем. После медицинского осмотра каждый из них пошел своей дорогой. Хоуп вернулась в дом дяди и тети, а Поль в дом миссис Дженкинс, чтобы сменить кеды на спортивные ботинки, взять компас, нож и надеть тонкий шерстяной свитер под рубашку, чтобы не привлекать к себе внимание в такой теплый вечер. Минуту он раздумывал, стоит ли брать охотничью водонепроницаемую куртку, имевшую очень удобные карманы. Наконец он сунул ее в бумажный пакет, а сверху положил коробку с шестью бутылками пива. Потом отправился к Хоуп. Часовые его даже не окликнули, когда он шел мимо них тихим шагом. Но если бы его остановили, пиво послужило бы ему лучшим пропуском.

На подготовку к рискованному походу ушло около часа. Хоуп сварила кофе, гораздо вкуснее того, который он пил в столовой. Сидя у кухонного стола, они пили этот кофе и изучали топографическую карту. Затем заполнили карманы куртки плитками шоколада, сухими фруктами, колбасой и положили кусок твердого сыра. Наконец Хоуп принесла револьвер своего дяди — грозный, отливающий синим металлом предмет, который сразу развеял их деланное прогулочное настроение. До сих пор все это походило на развлечение. Но когда Хоуп положила револьвер на кухонный стол рядом с маленьким транзисторным приемником, пачкой амфетамина и таблетками аспирина, взятыми из дома миссис Дженкинс, развлечение кончилось.

Хоуп предложила Полю прилечь и попробовать уснуть. Он согласился и пошел следом за ней в комнату для гостей. Там он присел на стул, чтобы расшнуровать ботинки. Она сняла покрывало и достала вязаный шерстяной плед из кедрового комода в углу.

Вспоминая об этом теперь, вспоминая, как она расстилала для него плед, он чувствовал страстное желание. Но тогда, когда она была еще здесь, он не пошел дальше мыслей…

Может быть, если бы Хоуп принесла револьвер, с его резким запахом масла, явным, отчетливым холодом смерти, чуть позже, что-нибудь и произошло бы, ведь они были в спальне наедине, их сближала тайна и давно возникшая взаимная симпатия. Теперь, уже почти час пролежав без сна в ее доме, он начал сожалеть о потерянном времени и попытался мысленно представить, как все могло случиться. Он мог бы встать со