Золушка в поисках доминанта. Остаться собой - Дора Коуст

— Настолько чуткий сон? Прости, я не знала. У тебя есть своя спальня, если мешаю…

Пропустил последнюю фразу мимо ушей. Словно специально не замечал всех моих толстых намеков.

— Настолько беспокоюсь о тебе. Миссис Норис сказала, что тебя до сих пор тошнит по утрам, да и не по утрам тоже. Завтра в больнице после того как снимут швы, тебя примет гинеколог.

Сидела, ошарашенная признанием. Выходит, действительно переживал, да еще и у помощницы обо мне выспрашивал. Конечно, снова покоробило, что не спросил у меня, не посоветовался о посещении доктора, но я с упорством улитки напоминала себе о том, что так он проявляет заботу. Заботу, которая уже перестала раздражать. Начала понимать и привыкать. Лишь бы со временем она не стала чрезмерной.

— Спасибо.

— Ангел, скажи мне, что я делаю не так? — встал между моих ног, по-свойски положив ладони на бедра.

А я кушала апельсинку, притворяясь мышкой, которая ни черта не слышит. Не хотела этого разговора, хотя понимала, он назревал и назревал очень давно. Уже сама себя не выносила, но уперто продолжала играть в стерву.

Гипнотизировал взглядом, давая понять, не отступится, пока не услышит ответ. Слишком притягательный, чтобы могла промолчать, находясь так близко. Да и не выпустит. Специально зажал, отрезая пути к отступлению.

— У меня нет к тебе претензий.

— И вот оно снова. Короткая фраза, из которой появляются все новые и новые вопросы. Зачем ты так со мной? Да, я вел себя по-свински, не отрицаю. Да, я был настоящим мудаком, когда накинулся на тебя. Я извинился. Я был не прав и чертовски сожалею об этом. Что я должен сделать, чтобы ты, наконец, простила меня? — заглядывал в глаза, ища ответы, но не мог их там найти.

Чувствовала его раздражение.

Сама не знала, почему до сих пор лелею эту обиду. Откинь я ее и у нас были бы идеальные отношения. Точнее, идеальные отношения, в которых мне не хватало секса, но это мелочи. Так зачем мучить его и себя? Слишком вжилась в роль. Понимала, все это лишь защитная реакция после пережитого шока, но он не врал ни словом, ни взглядом. По крайней мере, обмана не находила, как бы не старалась. А я старалась! Был честен передо мной эту неделю, и я ощущала треклятым сердцем, что любит меня, но словно выстроила себе личную клетку. Клетку, в которой гасила все проявления чувств.

— Я простила.

— Тогда, задаю еще раз свой вопрос, что не так?

— Я жду.

— Чего ты ждешь, Ангел? Пока я сойду с ума? — усмехнулся горько.

— Я жду, пока твоя агрессия снова вырвется наружу. Жду, когда тот Конт, которого я помню, вернется обратно. Жду, когда тебе надоест играть, и ты избавишься от меня, как от ненужного балласта…

Вот и сказала. Говорила, накрепко зажмурив веки, стараясь удержать, чертовы рвущиеся слезы. Они стекали по щекам, подбородку, капая прямо на пижаму. Призналась. Призналась в том, что все это время отяжеляло душу, свисая грудой никак не падающих камней.

— Балласта? — повысил голос, вынуждая неосознанно вжать голову в плечи.

Ожидала скандала, как ту самую неминуемую бурю, как приближающийся торнадо, о котором уже известно из сводок новостей. Ждала крика, ругани, вспышки ярости, которая могла обернуться чем угодно. Просто ждала…

— Ангел, посмотри на меня. — прозвучало взбешенно сродни приказу.

Продолжала с силой зажмуриваться, удерживая подкатывающиеся всхлипы.

— Черт возьми, Анжелика, посмотри на меня! — повторил, раздражаясь сильнее.

Распахнув веки, словно по команде, не поверила своим глазам. Конт стоял на коленях перед кухонным островком, смотря прямо на меня. Конт! Стоял! На коленях! Властный деспот и тиран стоял на коленях передо мной на холодном полу!

С каким-то абсурдным неверием следила за тем, как брал мои руки в свои. Они казались слишком маленькими, скрываясь в его огромных.

— Я признаю, со мной сложно, но я стараюсь меняться. Я работаю над собой каждый день, потому что знаю, у меня есть ты. Мои чувства к тебе… Только встретив тебя, пусть и не сразу, но я осознал, что все что было раньше, не больше чем увлечения или влюбленность. Ты моя зависимость, мой личный наркотик, моя доза успокоительного. Я люблю тебя, Анжелика, и готов простоять так вечность, если понадобится. Я готов разбиться в лепешку, чтобы сделать тебя счастливой. — говорил на полном серьезе, без сентиментальных ноток в голосе.

Вынуждал верить каждому слову. Так не врут. Именно так говорят чистую правду, как если бы сейчас каялся в своих грехах. Ни тени улыбки.

— Оу, извините… — на кухне появился Вольф, да так и застыл на месте, наблюдая за собственным босом.

— Пошел вон! — рыкнул Александр, даже не смотря в его сторону.

От такой команды намеревалась скрыться вместе с Вольфом, инстинктивно пытаясь соскользнуть вниз, но мужчина не дал:

— Куда?! — вопросил грозно, вынуждая вздрогнуть всем телом. — Прости… Знаешь, это чертовски сложно, подобрать правильные слова. Особенно когда ты из раза в раз пытаешься сбежать от меня. Я хочу, чтобы ты поняла, я больше не тот Александр Конт, что был раньше. Тот человек умер, когда увидел по новостям репортаж о том, что твоя машина попала в аварию, а водитель не выжил.

Открыла было рот, чтобы спросить о чем он говорит, но мне снова не дали сказать и слова:

— Не перебивай! — прозвучало предупреждающе, но голос тут же смягчился. — Прошу… Я уже не тот человек, что был раньше. Осознал слишком многое. На многое посмотрел другими глазами. Да, вспышки ярости все еще остались, не буду скрывать, но я контролирую их, научился брать под полный контроль, понимаешь? Я больше не собираюсь отыгрываться на тебе или на ком-то другом. Я не сволочь, Ангел. Тот Конт больше не вернется. Агрессии больше не будет. Только не в твою сторону. — поцеловав ладони, снова устремил на меня свой проницательный серебристый взгляд. — Я не играю с тобой. Ты моя. И тот, кто живет в тебе, тоже мой. Я не хочу играть. Ты для меня не балласт и никогда такой не станешь. Ты больше чем любовь, Ангел, ты моя жизнь…

Его улыбка выглядела грустной и даже потерянной. Ревела навзрыд, уже не пытаясь утаивать слез. Ревела как самая настоящая дура. Мне признавались в чувствах, в любви, открывали сердце, а я плакала, словно долбанная истеричка… Плакала, потому что наконец-то поверила. Потому что больше не могла не верить. Потому что до отчаяния хотела любить его. И любила, несмотря ни на что. Любила долбанного придурка, который умудрился убить мое сердце, а потом оживить его вновь. Любила до боли, до остервенения, до тихой ревности, до ночных рыданий в подушку. Любила так, как только могла любить.

— Ну, тихо-тихо… — поднявшись, обнял, до боли прижимая к себе. — Я сказал все это, чтобы до тебя, наконец, дошло, что я не шучу, а не для того, чтобы ты плакала, расстраивая нашего малыша.

— Он все равно ничего не понимает пока. — проглатывала звуки, кое-как выговаривая слова.