Этна - Мастер Чэнь

Шофер передней машины выскочил из нее и распахнул пассажирскую дверь. И дальше мне показалось, что время остановилось. Другой век: Горбачев и Рейган, я в лейтенантских погонах, падает Берлинская стена, чья-то рука на телеэкране ставит какую-то подпись на бумаге, самая настоящая промокашка немедленно закрепляет эту подпись навсегда… Прекрасный век. Когда всё в мире пошло, наконец, хорошо, и моя война как раз тоже закончилась.

И лица, лица того века.

Ведь я знаю этого вынырнувшего из машины и уверенно идущего к ступеням человека, знаю, но не могу сразу вспомнить, кто же он: мелькал в теленовостях. Так давно. Вот это лицо, чуть вздыбленные волной надо лбом желтовато-седые волосы, этот красиво обрисованный нос, украшенный тяжелыми очками. И никаких ковбоек — темный костюм, белая рубашка, только галстук демонстративно отсутствует.

Он не только еще жив. Он очень даже жив. И та же совсем не американская улыбка — искренняя, чуть задорная, неотразимая, полная обещания: мы договоримся.

— Ambassador… — донеслось до меня и Шуры от подножья лестницы.

Трое обнялись — если это возможно — одновременно; да, они были и правда рады видеть друг друга. Вместе тронулись вверх, на веранду, исчезли в ее прохладном полумраке.

Из второй черной машины вышли какие-то крепкие люди, один бережно вынул из багажника объемистый портплед.

Тролли и Иван, расставив ноги, перекрыли путь ко входу в гольф-клуб.

— Вот, — сказал Шура, расслабившись. — Вот так. Встретились. Миссия в главном выполнена. По сигаретке?

Мы помолчали, следя за полетом дыма.

— Люди какие были, да? — заметил Шура. — И есть. Так, а вот о вулкане мы не поговорили. Значит, так и живешь?..

И был вечер. Мы с Альфредо сидели — не на скамейке, где к нам могли присоединиться все прочие обитатели крепости, а под магнолией, на бордюре.

— Значит, конец истории? — уточнил он. — Совсем конец?

— Вы можете идти в освобожденный клуб послезавтра, — сообщил я.

— Не играл в гольф уже полгода и не собирался, — раздраженно дернул он плечом.

— А еще, — продолжил я не очень уверенно, — думаю, что могу это сказать. Даже должен. Если ваш капитал помещен в акциях, вообще бумагах — осторожнее. С любыми потерями надо выводить его из пустых бумаг. Быстро. И постарайтесь никому не оказаться должным, отдавать в ближайшие недели может стать очень трудно. А вот деньги пока останутся. Те, кто сейчас заседает в вашем клубе, и другие, они об этом договариваются. Но терять нельзя ни одного дня.

Альфредо молчал, иногда посматривая на меня сбоку.

— Мы это чувствуем, — сказал он, наконец. — Значит, совсем плохо?

— Ну, они там постараются, — кивнул я в общем направлении гольф-клуба.

И перевел взгляд на крыши, плавно спускающиеся во двор с четырех сторон. Черепица Италии вообще-то напоминает шкуру бурого дракона, но это издалека. А если подойти поближе, то видно, что ни одна чешуйка не похожа на другую. Есть почти черные от времени, есть весело-терракотовые, серо-седые… На эти крыши можно смотреть не отрываясь. Просто сидеть и смотреть. На них, на небо, на сосны как зонтики и на горы вдалеке.

— Альфредо, — сказал я. — А если, как они меня там пугают, все может к чертям развалиться, банки обрушатся, акции сведутся к нулю… Всё-всё рухнет. Вся наша жизнь. А что тогда останется?

— Х-ха, — чуть удивленно сказал Альфредо. Но это было веселое удивление. И я представил себе, как он когда-то за доли секунды — обдумывал? ощущал кожей? — как вписаться в поворот на своей гоночной машине. — Х-ха. Что останется? Как это что…

Он показал пальцем мне в грудь. Потом перевел палец на себя. И в завершение беззвучно потопал мягкой подошвой по кремню под нашими ногами:

— Вот это останется, — очень серьезно сказал он.

— Ну, что ж, — проговорил я после долгой паузы. Мы с Альфредо обменялись удовлетворенными кивками, и я пошел к воротам.

Выйдя из них, я вместо того, чтобы сделать несколько шагов к дому, остановился, повернул голову налево и вверх.

Черно-лиловый конус Этны отсюда почти не виднелся — скрывался за вершинами деревьев. Оттуда не струилось даже дымка.

— Уж извините, Антон Павлович, — сказал я.

* * *

Осень, осень обрушившихся индексов и общего страха. А здесь ночь. Та самая невероятная тишина, в которой лишь тихо щелкают клавиши компьютера.

И тот самый сайт, когда экран — синий. Я теперь буду к нему ходить, как олень к воде. И лишь бы вода не кончалась.

Вот оно опять, это чувство — «не может быть», не может быть, чтобы она это написала.

Но ведь написала. Кажется, именно сегодня:

Воздух пьется абсентом — крут, обжигает ноздри

И не стоит ни цента нам, молодым легендам

(Рока?); Бог рассыпает едкий густой аргентум,

Мы идем к остановке, словно Пилат с Га-Ноцри,

Вдоль по лунной дороге, смешанной с реагентом.

И что теперь делать? Вскочить, разбудить Джоззи, попытаться прочитать, перевести, объяснить?

Экран компьютера бросает молочный отблеск на ее теплое плечо, а черная волна волос на подушке еле угадывается во мраке. И я знаю, что нет, не разбужу, не потревожу ее даже шорохом.

Продолжение романа «Дегустатор» для меня самого получилось неожиданным. Прежде всего потому, что в этой книге есть… соавтор? Голос певца за сценой? В любом случае я не ожидал, что это будет такой мощный голос.

Благосклонное участие в этой книге «солнышка русской поэзии» Веры Полозковой заключалось в ее согласии встроить в текст романа что угодно из ее стихов, по моему выбору, и еще — в одном коротком замечании о сюжете, которое изменило весь мой первоначальный замысел. «Да я бы его от себя не отпустила», — сказала Вера про безымянного зеленоглазого героя, и вокруг этого выстроилась в итоге половина загадки, которую пришлось разгадывать дегустатору Рокотову.

Для тех, кто плохо знаком с творчеством Веры Полозковой (а ведь есть и такие, кто вообще о ней еще не знает — да, у нас сегодня вот так с литературой и поэзией): ее перу здесь принадлежат оба голоса — и те строки, которые якобы писал «он» и, понятно, которыми отвечала ему «она». Невероятно, но факт.

Ну, и в порядке благодарности Вере скажу, что мнение Сергея Рокотова о Лене Зайцевой — это одно, а мое мнение о Вере Полозковой, особенно ее последних работах, — это другое. Мои восторги куда более восторженные, чем у Рокотова.

Фигурирующий в книге роман «Аут» существует на самом деле, я уже упоминал про него в первом «Дегустаторе». К сожалению, «критические отзывы» про эту книгу существуют только в «Этне», и их написал я сам, вполне искренне. Мне кажется, что «Аут» — одна из абсолютно замечательных и довольно многочисленных книг, непонятно почему не замеченных ни критикой, ни публикой. Наверное, мы слишком богаты талантами, что так бросаемся ими.