Женевский обман - Джеймс Твайнинг

— А зачем ты сейчас этим занимаешься? Тебе что, денег мало? — сердито спросила Аллегра.

— Дорогуша, я делаю это не ради денег. Давно уже не ради денег. Археология — моя слабость, мое призвание, — объяснил он. Глаза его при этом возбужденно горели, а руки выписывали в воздухе кренделя, словно дирижировали оркестром. — Ты не представляешь, какое это упоение — найти захоронение, носом учуять запах свежевырытого склепа; какой это прилив адреналина, когда заползаешь внутрь и знаешь, что в любой момент тебя могут прихватить!..

— То, чем ты занимаешься, вовсе не археология, — сухо возразила Аллегра. — Это расхищение. Ты крадешь древние ценности и губишь, превращая красоту в безделушки для пресытившихся роскошью людей.

— Я воскрешаю из мертвых историю, — огрызнулся Контарелли, и лицо его посуровело. — Я реставрирую артефакты, тысячелетиями находившиеся в забвении. Я нахожу для этой красоты дом. Дом, где эти вещи будут цениться, где они будут выставлены напоказ, а не прозябать в безвестности в подвальном хранилище какого-нибудь музея. И это, по-твоему, расхищение?

Старая песня — лишь бы оправдать себя.

— Да? А как насчет твоего подвала и фресок, что там валяются, варварски распиленные на куски? — не унималась Аллегра. — Или пальцы, оторванные у мертвецов, и все остальное, что ты выгребаешь из могил? Это, по-твоему, археология?

Контарелли стал похож на грозовую тучу. Смерив Аллегру холодным взглядом, он отвернулся и ледяным тоном приказал водителю:

— Останови машину! Дальше пойдем пешком.

19 марта, 22:31

Они остановились в конце изрезанной колеями проселочной дороги, и дальше Контарелли повел их через пустырь; двое его людей замыкали шествие. Один имел при себе инфракрасный бинокль и то и дело приставлял его к глазам, изучая горизонт — по-видимому, на предмет полицейского патруля. Том и Аллегра шли друг за другом гуськом, так как были связаны одной веревкой за руки — Том за спиной, Аллегра спереди.

Контарелли держал в руках спиллони — длинный металлический шест, с помощью которого, как он объяснил, определял размеры захоронения и вход в него. Он по-прежнему не выпускал сигарету изо рта — правда, для маскировки прятал ее в ладони, когда затягивался. По той же причине не пользовались фонарем, полагаясь только на луну, освещавшую им путь.

— Тут важно уметь читать землю, — разглагольствовал Контарелли, по-видимому, решив после перепалки с Аллегрой общаться только с Томом. — Видишь, вон там трава более жухлая? — Он указал на участок земли, который, как показалось Тому, ничем не отличался от остального поля. — Земля над пустотами содержит меньше влаги. А ежевичные заросли вон там видишь? — Он махнул рукой в другую сторону. — Когда кусты вот так желтеют, это означает, что их корни уперлись под землей в стену.

Том кивал, стараясь не отставать, хотя это было не про сто — Контарелли оказался на удивление проворным ходоком; правда, в отличие от Тома ему не приходилось спотыкаться каждую секунду из-за того, что руки связаны за спиной.

— И дикий инжир тоже может служить подсказкой, — продолжал Контарелли. — А еще лисьи и барсучьи следы. Они могут привести тебя прямиком к входу.

— Ты куда нас вообще ведешь? — спросил Том, чувствуя всю безнадежность их с Аллегрой положения. Здесь, на пустыре, да еще связанные, они окончательно потеряли всякую возможность удрать.

— Дон Де Лука сказал, вы интересовались, чем мы занимаемся.

— Ну, думаю, я уже ухватил основную идею. Так что спасибо. — Том сухо улыбнулся. — А отсюда мы как-нибудь сами выберемся.

Контарелли только расхохотался и зашагал вперед.

— Обычно у нас уходит две ночи на то, чтобы вскрыть захоронение. В первую ночь мы расчищаем вход и даем всему, что там внутри, окислиться. На вторую ночь мы снова приходим и выгребаем все, что успеваем, до рассвета. Третий раз я обычно не хожу — больно рискованно, — но для вас сегодня сделал исключение.

Он остановился и помахал какому-то человеку, который стоял, опершись на лопату, возле земляного холмика и явно поджидал их. Тот махнул им в ответ, когда они почти приблизились к нему и разрытому им ходу.

— Да это же этрусский склеп! — воскликнула Аллегра.

Контарелли повернулся к ней и с улыбкой сказал:

— Вот видишь, ум-то до добра не доводит.

Том даже дернуться не успел, как ему на голову накинули полиэтиленовый мешок, поставили на колени и обмотали мешок вокруг шеи скотчем.

Потом его подняли и поволокли по разрытому ходу в глубь древнего склепа. А вскоре на сырую землю рядом с ним швырнули отчаянно сопротивляющуюся Аллегру.

— Привет вам от дона Де Луки! — прогремел откуда-то сверху зычный голос Контарелли.

Поначалу Том слышал только биение собственного сердца и мычание Аллегры, но вскоре до него донесся звук стального скрежета о каменистую землю.

Эти гады заваливали землей вход.

19 марта, 23:06

Времени у них почти не было — это Том хорошо понимал. С каждым вдохом они поглощали скудные запасы кислорода в склепе. Прилипший к лицу запотевший мешок раздувался, как медуза. Еще немного, и из-за переизбытка углекислого газа у них откажет сначала головной, а потом и спинной мозг.

Сначала закружится голова, потом наступит потеря сознания, и ты уже никогда не придешь в себя. Жуткая смерть! Только чего же удивляться? Ведь на нее их обрек тот же человек, по чьему приказу удавили Кавалли в водах Тибра и обезглавили Ардженто, как жертвенного агнца.

Аллегра прекратила барахтаться, но продолжала кричать сквозь пакет, тратя драгоценное дыхание. Том понял, что начинать надо с нее.

Он подполз к ней, нашел ее на ощупь связанными за спиной руками, добрался до пакета на ее лице и начал рвать его ногтем. Наконец ему удалось продырявить пленку. Аллегра шумно вдыхала воздух через крохотную дырочку.

Но эта работа отняла у Тома последние силы и посланий воздух. У него закружилась голова, и он был близок к потере сознания. Он понял, что долго не протянет. Секунд тридцать, не больше. Он лег и приставил обернутое пакетом лицо к рукам Аллегры, так чтобы она могла нащупать его рог. Длинными ногтями она разорвала пленку гораздо быстрее, чем он. Том жадно глотал воздух, и затхлая вонь склепа показалась ему ароматом райского сада.

— Ты в порядке? — спросил он через пакет, когда в голове немного прояснилось.

— Вообще-то не очень, — ответила она, кашляя.

— Где твои руки?

Нащупав ее запястья, он стал распутывать узел. Тот поначалу не поддавался, но постепенно ослаб, и веревка развязалась. Аллегра села и развязала Тома. Они нашли друг друга на ощупь в темноте и обнялись — еще недавно абсолютно чужие друг другу люди, они вдруг стали близки, как никто, перед лицом смертельной опасности.