Два брата - Александр Волков

Лицо Маркова воскресило в памяти Кирилла детские игры в «своих» и «немцев», когда они с Егоркой командовали «враждующими» армиями, зимнее катание с горки, уроки в Навигацкой школе… Дорогие сердцу воспоминания! Вечером Воскресенский зазвал Илью в свою каюту, и у них завязалась долгая сердечная беседа.

Кирилл знал, что старший Марков когда-то сбежал из тюрьмы, много лет скитался, и, наверное, судьи нашли бы за Ильей немалые вины. Но служба в армии искупила прошлое, да и прилично лм было офицеру разыгрывать приказного крючка?

Говоря о своем прошлом, Марков останавливался преимущественно на охотничьих эпизодах, вспоминая, как они с «батей» Акинфием поднимали медведя из берлоги, как ловили лисиц в капканы, как стояли ранним весенним утром на тетеревином току… Рассказывая о кампании на Украине, о Веприке, о Полтаве, Илья с гордостью отдавал должное мудрости, доброте, самоотвержению Акинфия.

Нашлось и у Воскресенского о чем порассказать Маркову. – Знаешь, Илья Константинович, как я практику после Навигацкой проходил? Ох, пришлось мне хлебнуть горя! Нас, навигаторов, в разные европейские страны рассылали: кого в Англию, кого в Нидерланды, кого в Данию… Поехал я с великой охотой, хоть и знал, что кормовые деньги на чужбину высылают с большим замедлением, из-за чего навигаторы терпят всяческую скудость. Ну, да ведь нашего брата этим не испугаешь, мы и дома не больно богато жили. Батька мне на дорогу сотню ефимков все-таки наскреб, и как они мне там пригодились!

Воскресенский с юмором, вспоминая о прошлом без злобы, рассказал Илье, как он бегал из города в город, спасаясь от кредиторов, как зимой зубрил кораблевождение, астрономию, картографию, немецкий язык, а летом нанимался на иностранные корабли.

Сказать, что он «нанимался», было не совсем точно, так как капитаны торговых кораблей ничего не платили русским навигаторам, кормили их плохо, наваливали трудную, черную работу и со всем тем еще считали себя благодетелями. И, однако, навигаторы из простых шли на всевозможные лишения, только бы изучить морское дело.

Кириллу Воскресенскому приходилось очень туго, и все же он вернулся в Россию со свидетельствами от нескольких иностранных капитанов, которые аттестовали его, «яко прилежного и дело знающего моряка».

Возвращавшихся из-за границы навигаторов частенько экзаменовал сам Петр. Это был строгий экзаменатор! Он не гнался за правильностью речи испытуемых, за изяществом их манер, но требовал глубоких практических знаний. И не раз знатный бездельник, проводивший время вместо корабельной палубы в портовых кабаках, отправлялся во флот простым матросом.

Воскресенский сдал экзамен отлично, царь произвел его в поручики, и теперь он, Кирилл, командир галеры, а в будущем надеется стать капитаном многопушечного корабля.

За разговором незаметно пролетела короткая белая ночь. Марков поспал всего часа полтора, и уже боцманы засвистели на побудку.

Русская галерная флотилия под командой генерал-адмирала Апраксина подошла к Тверминне[107]25 июня. Здесь она остановилась: дальнейший путь преграждал сильный шведский флот вице-адмирала Ватранга. Он стоял у южной оконечности полуострова, у мыса Гангут. Идти в лобовую атаку было бессмысленно: шведы без труда расстреляли бы из дальнобойных орудий русские галеры, прежде чем те могли бы ответить из своих малокалиберных пушек.

Стали ждать прибытия к флоту царя Петра. Время тянулось долго, скучно. Наиболее распорядительные командиры отправляли людей на берег: ловить в прибрежном мелководье рыбу, заготовлять дрова для камбузов[108]и, наконец, просто отдыхать и купаться.

Воскресенский в сопровождении Маркова не раз уходил на целые дни охотиться. Убитую дичь готовили на костре, потом валялись на песке и даже (Кирилл весело думал, что сказал бы об этом Апраксин) затевали возню! Дружба (секретная, но дружба!) между офицером и солдатом росла с каждым днем.

Однажды они ушли от Тверминне верст на пять к северу и там, напившись молока на мызе, решили в поисках дичи пройтись на запад. Дорога была не очень хороша: валуны, песчаные дюны, сосновые рощи. Приятели шли довольно быстро, и вдруг перед ними показалось море. Кирилл удивился, но ничего не сказал. Отдохнули, искупались, двинулись назад. Воскресенский взял направление по компасу и начал старательно считать шаги, приказав Илье делать то же самое.

Когда они вернулись к мызе, Кирилл сказал:

– По моему счету тут не больше двух с половиной верст.

– И у меня так вышло.

– Так это что же выходит, друг ты мой разлюбезный! – в восторге вскричал Воскресенский. – Здесь же галеры можно волоком по сухопутью перетащить! Да стоит приказать нашим молодцам, они это в два дни сделают. И пускай себе шведы у мыса сторожат – а мы, вот они где! – Кирилл махнул рукой на запад. – Покажем им корму, и в путь на Або! – Кирилл рассмеялся, ему вторил Марков.

Мысль показалась Воскресенскому такой важной, что он немедленно поспешил обратно и в тот же вечер явился с докладом к командиру флотилии Змаевичу.

Капитан-командор Змаевич выслушал предложение Воскресенского с кислым видом. Длинное сухое лицо его не выражало ничего, кроме вежливого внимания.

– Полагаю мысль твою, господин поручик, вздорной и нестоящей рассуждения. Перетаскивать столь вместительные суда – задача трудная, требующая большого времени. И пока мы сим делом будем заниматься, шведы, вызнав о нем от финских рыбаков, подтянут флот к тому берегу и устроят нам горячую, – Змаевич иронически усмехнулся, – очень горячую встречу. А впрочем, господин Воскресенский, благодарю за то, что мыслишь о военных делах. Иди, я тебя не забуду.

Воскресенский с огорчением рассказал об этом разговоре Илье.

– И как это я не сообразил! – жаловался он приятелю. – Ведь и вправду галера на берегу, что кит на суше. Громи ее из пушек, а она чем ответит?

Но Змаевич после посещения Воскресенского тотчас надел парадный мундир, приказал спустить шлюпку и отправился к Апраксину.

Здесь он выдал мысль Воскресенского за плод своих собственных раздумий и очень горячо доказывал выгоды «своего» прожекта.

Когда у Апраксина явились такие же сомнения, какие сам Змаевич выражал в беседе с Воскресенским, капитан-командор легко опроверг их.

– Разве нельзя, господин адмирал, – с убеждением заявил он, – занять тот берег достаточными силами, поставить батареи, и шведы не смогут помешать нам переволочь суда!

– Дельно говоришь, господин капитан, – согласился Апраксин. – Доложу о твоем прожекте государю.

О Воскресенском во время этого визита не было сказано ни слова.

* * *

Царь Петр прибыл к флоту 20 июля. Апраксин сразу рассказал ему об идее устроить переволоку у мызы Ланвик.