Жажда боли - Эндрю Миллер

Отворив дверь, Джеймс видит сразу две вещи: огонь, не успевший еще как следует разгореться на том месте, где на ковре лежит сбитая свеча; и Манроу, который стоит в воздухе в углу комнаты, а под ногами у него валяется опрокинутый стул. Камзол доктора сложен на кресле у письменного стола. Джеймс швыряет его на пламя, затаптывает огонь и открывает окно. Когда дым рассеивается, он осматривает Манроу и удостоверяется, что тот мертв. О, эти истории о повешенных, оживших прямо на столе в морге! Как это могло бы быть увлекательно! Манроу, однако, не суждено воскреснуть до Страшного суда.

Джеймс подумывает, не отрезать ли веревку, но покойник настолько тяжел, что веревка, обхватившая шею, натянулась туго, словно морской трос. Покойник подождет до утра. Джеймс берет свою свечу и замечает на столе, рядом с полдюжиной конвертов, запечатанных красным сургучом, очки и искусственный нос Манроу.

На похоронах Джеймс не присутствует. Он отправляется осматривать женщину в родильной горячке. В мире Джеймса людей обычно сбрасывают в яму с известкой или же, как Грейс Бойлан, выпихивают сквозь пушечный порт с ядром на ногах. Только что человек был тут, и его уж нет, да и ничего нет, кроме моря. Никто не обряжает покойника, никакой траурной мишуры.

Официально объявлено, что Манроу умер от сердечного приступа, но правда все равно выходит наружу, и уже через две недели от Тонтона до Глостера люди говорят, что Роберт Манроу повесился или застрелился, а может, даже и отравился. Довели же его до такого конца родная жена и этот мерзавец Дайер. Кажется, будто все ожидали подобного исхода.

Три дня спустя после похорон Агнессу проводили шиканьем, когда она шла с Диной по внутреннему двору аббатства. Целый месяц она более не выйдет из дома.

Через неделю, приехав в Гранд-Пэрэйд, Джеймс видит, что на первом этаже здания выбиты все стекла. У дверей его встречает господин Тимминс, который объясняет, что не может продолжать работать при таких обстоятельствах и потому, к величайшему сожалению, с неизменным почтением… Джеймс вышвыривает его на улицу, выметает осколки, зовет стекольщика, который уже через час принимается за работу.

С Джеймсом не желают знаться. Практика в упадке. Вскоре лишь только те, кого не заботит, что подумают люди, чьи помыслы сосредоточены на избавлении от невыносимой боли и кто хранит в душе, как драгоценный секрет, репутацию Джеймса Дайера — не человека, но хирурга, — приходят к нему за помощью.

Те же, чье положение менее серьезно, кто пока еще может себе позволить не отказываться от светской жизни, обращаются к господину Криспу, человеку в своем деле сведущему, либо к господину Фарбэнку, господину Боузу, либо к любому из десятка других, кто с гордостью может предъявить докторский диплом и держать в руках скальпель и кто не раз поднимал свой бокал с проклятиями в адрес Джеймса Дайера. Теперь их желание сбылось. Дайеру скоро не поздоровится. Уж мы поглядим, поглядим.

Март. Град камней обрушивается на спину Джеймса, когда поздно вечером в темноте он возвращается в Оранж-Гроув. Той же ночью разбиты новые окна в Гранд-Пэрэйд.

Апрель. Всего четверо новых пациентов за месяц. Дина и повар просят расчет. Замену, однако, трудно найти. Агнесса все чаще остается в постели, лежит среди прокисшего белья, обнимая невидимый силуэт своего покойного мужа. К ней Джеймс не заходит. Они живут в доме как чужие.

Любители шикать и швырять камни ведут себя все более дерзко. Как-то раз Джеймс задремал в седле по дороге домой из долины Святой Екатерины, где навещал больного, но стоило ему открыть глаза, как он видит, что дорога перекрыта четырьмя неизвестными, вооруженными палками, с лицами, замотанными в шарфы. Один из них бросается вперед, чтоб нанести удар. Джеймс бьет его ногой по голове, и тот катится по дороге. Но тут поспевают другие, один хватает лошадь под уздцы, и Джеймса стаскивают на землю. Стычка длится недолго почти в полном молчании. В драке Джеймс никогда не испытывал ни угрызений совести, ни страха. Он метит хлыстом в глаза и в горло, но все же четверо — это слишком много. Они одолевают, забивают его палками. Будто сквозь туман, он чувствует, что над ним наклоняются и, тяжело дыша, что-то шепчут. Потом слышит, как они удирают. Более ничего.

Когда он приходит в себя, уже светло. Желтоватая заря. Сильный дождь. С обочины дороги на него поглядывает ворона. Но как только замечает, что он пошевелился, то сразу же подпрыгивает и, тяжело взмахивая крыльями, улетает в сторону блестящей от дождя долины. Под дубом прячется лошадь, она стоит неподвижно, под стать дереву. Медленно-медленно Джеймс забирается в седло. Не многие стали свидетелями его возвращения домой, но их было достаточно, чтобы новость разнеслась по городу: негодяя вздули как следует! Хоть малая толика справедливости воздана бедному старому Манроу.

Увидев Джеймса в Гранд-Пэрэйд на следующее утро, Гаммер качает головой, смеется, потом приносит еду и вино. Полосы, ссадины, отпечатки сапог на спине, руках и ногах сначала покрывают тело Джеймса яркими пятнами, потом бледнеют, сливаясь с цветом кожи. Джеймс сам промывает себе раны, накладывает компрессы, работает иголкой и ниткой. Не проходит и двух дней, как он уже может ковылять, опираясь на трость. Через четыре он поправляется, осматривает тех немногих больных, что остаются в прививочных палатах и в палате для сифилитиков, вырезает ребенку загноившиеся миндалины. Тех, кто напал на него, не разыскивают. Он о них даже не вспоминает. Все это его не заботит. Он Джеймс Дайер. И даже враги зовут его удивительным, великолепным. Страдания он не испытывает. Но впервые за три или четыре года он открывает старый ящик с планетарием и с удовольствием разглядывает его содержимое, вспоминает самого себя в Блайнд Ио, мальчика, уверенного в своем величии.

Планеты не подвели. Пятнадцатого дня мая 1767 года Джеймс получает письмо из Лондона от доктора Фодергилла:

Мой дорогой Джеймс!

Хоть вы и решили забыть своего бывшего наставника, он вас не забыл. Я по-стариковски получаю удовольствие, следя за успехами своих самых талантливых учеников, и мне сообщили из весьма надежных источников, что вы употребляете свои способности по назначению с большим успехом на западе страны. Насколько я знаю, вы делали прививку против оспы, а это крайне важное средство, которое еще внове.

Господин Пускин, русский посол в Лондоне, сообщил о том, что императрица Екатерина желает сделать себе таковую прививку в качестве примера для своего народа и тем самым уменьшить распространение бедственного недуга в своих землях. С этой целью она поручила послу найти английского доктора, могущего осуществить сие намерение, ибо наш народ известен во всем мире своим врачебным искусством и осведомленностью в данном вопросе. Послу было предложено несколько имен, и я взял на себя смелость внести и ваше имя в сей список. Надеюсь, вы не будете за меня на это в обиде.

Кому выпадет жребий исполнить сие поручение, зависит от того, кто прибудет в город Санкт-Петербург первым, ибо было решено, что все кандидаты одинаково способны выполнить возложенное на них обязательство, а потому должны иметь равные возможности. Будет установлен определенный день, когда те, кто намеревается предпринять означенное путешествие, должны собраться в Лондоне, дабы совместно отправиться на континент, а оттуда, чем быстрее, тем лучше, далее в Россию. Полагают, что это придаст делу захватывающий спортивный дух как здесь, так и в России, с чем я, однако, не могу полностью согласиться.