Двое из будущего. 1901 -… - Максим Валерьевич Казакевич

говорить ничего, наш казак и так все помнит, но мне так было удобнее. Вот он поставил «Руслан» на подножку, стащил с лица очки, шлем, скинул краги и слез с мотоцикла, на ходу расстегивая косуху. Вторая камера наехала на него, взяла лицо крупным планом.

Перед самыми съемками мне пришлось усовершенствовать наши камеры. Сильно уж мне не нравилось их низкая частота съемки и вообще качество получаемых кадров. Все время надо было крутить ручку, а это тот еще геморрой. Рука быстро устает, движется неравномерно и в итоге на мы экране видим дерганную картинку около шестнадцати кадров в секунду. Мне это до жути как не нравилось и именно потому я попросил наших электроников придумать нечто, что избавляло бы нашу аппаратуру от этих недостатков. Они и придумали, поставили самый маленький электродвигатель, что смогли найти и через редуктор и ременную передачу присобачили. И теперь, я получал то, что хотел, картинка была более приятной в просмотре без рывков и дерганий, но зато камеры наши стали просто неподъемными. Их уже нельзя было переносить вручную, пришлось ставить на разборные рельсы и уже по ним ездить на операторской тележке. Все по серьезному.

Серафим наслаждался своей работой. Ему это нравилось. Как лихой ковбой он уверенно подошел к замызганной двери кабака, расправил плечи, хрустнул шейными позвонками и неожиданно с ноги всадил в нее, срывая с петель. Дверь от мощного удара улетела глубоко внутрь.

— Стоп, снято! — скомандовал я в рупор. — Отлично получилось, — и уже к своей супруге, — Пленку на проявку. И, Мариш, готовь людей на сцену, где Серафим вылетает из кабака.

— А сама драка? — недоуменно спросила моя супруга.

— Позже снимем. В павильоне, — ответил я нетерпеливо, беря в руки толстый сценарий в котором помимо текста была нарисована примитивная раскадровка. Что и как в какой последовательности должно происходить, какая картинка должна оказаться на экране. Про раскадровку я вспомнил, гоняя в голове мысли про предстоящие съемки. Все ли учтено, ничего ли не забыл? И очень удачно зацепился мыслью про Терминатора, а потом вспомнил про то, как снимали сам фильм и про режиссера, что держал в руках тетрадь с нарисованными кадрами. И понял, что именно таким приемом голливудские компании облегчали себе жизнь. И ведь действительно, после того как я нашел человека умеющего быстро рисовать, объяснил ему что я хочу видеть и целую неделю простоял над его трепещущей душой, мне стало намного легче представлять, что же я хочу на самом деле увидеть на экране. Да и ориентироваться по сценарию стало намного легче. Вот сейчас в промежутке между этими двумя сценами Серафим должен был в кабаке поиметь жесткий разговор с кабатчиком, набить ему морду, выпытать информацию, а затем, оказаться вышвырнутым вон десятком недовольных завсегдатаев. Но все это можно отснять потом, в павильоне, без посторонних зрителей. А то от зевак никуда не деться, стоят толпой, глазеют на происходящее действо, постоянно лезут в кадр, не понимая, что этим очень сильно мешают и вообще серьезно осложняют работу.

Пленку из киноаппарата вытащил помощник и утащил в стоящий неподалеку фургончик. Там у нас походная лаборатория. Он ее проявит, просушит и зарядит в киноаппарат для просмотра. Необходимо сразу же просмотреть ее на предмет брака и, если потребуется переснять всю сцену. Минут через тридцать я с Серафимом и Маришкой дотошно просматривал полученные кадры и в целом остался доволен. Все было хорошо, пленка не подвела, игра нашего казака оказалась на высоте, претензии были лишь к оператору, то бишь ко мне. Руки бы оторвать за такую работу, то, как все получилось на экране, мне категорически не нравилось. Слишком уж примитивно, не дотягивает даже до уровня самых дешевых фильмов из моего будущего. И я сидел перед натянутым полотном, смотрел на вышибающего дверь Серафима и недовольно хмурился. Не так все должно было смотреться, не так… Дешевенький боевичок получается по меркам будущего.

— Ладно, — обреченно выдохнул я через какое-то время и спросил, отбрасывая к чертям собачьим все внутренние противоречия, — к следующей сцене все готово?

В конце концов, в данную эпоху операторское искусство находится еще в зачаточном состоянии и, если сравнивать нынешние картины с моей первой поделкой, то все выходило не так уж и плохо. Я бы даже сказал, мое творение будет на голову выше всего, что выпускали мои конкуренты.

— Да, все готово, — ответила Маринка. — А мы это переснимать не будем?

— Нет, сойдет. Неплохо получилось.

Мы приступили к следующей сцене. Маринка щелкнула хлопушкой, и массовка из десяти человек под объективом камеры вытолкала казака вон из кабака и высыпала вслед за ним с непреодолимым желание начистить морду под жаркими лучами весеннего солнышка. И здесь по сценарию Серафим должен скинуть с себя кожаную куртку, нательную рубаху и вступить в отчаянный бой со всей бандой выпивох. Сцена драки была поставлена, отрепетирована и вроде бы ничего не должно было произойти, но то ли Серафим поймал кураж, то ли кто из массовки промедлил и не отвернул вовремя морду, но факт остается фактом — поймав красивую вертушку прямо по щеке, бедолага улетел рыбкой к стене кабака, разбрасывая зубы и погружаясь в полете в блаженную нирвану.

— Стоп! — заорал я, срываясь с места. Подбежал к несчастному, повернул голову и услышал стон. Щека быстро опухала, наливалась свинцовой тяжестью, а изо рта текла струйка крови.

— Как он, целый? — обеспокоенно спросил Серафим и стал оправдываться. — Я же вроде не сильно, чуть-чуть только, а он… Он не успел отвернуться. Я ж не специально.

— Знаю, что не специально, — ответил я, поворачивая бессознательную голову. — Принесите воды и льда с полотенцем.

Пострадавший медленно приходил в себя. Открыл глаза, рассеянно оглянулся вокруг и, почувствовав боль в челюсти, застонал, ухватившись ладонью за налитую щеку.

— Ты как? Голова болит? — спросил я мужика.

Тот, прикрывая глаза, медленно кивнул. Хотел было что-то сказать, но, едва пошевелив челюстью, осекся, склонился вперед и выплюнул вместе с кровью и тягучей слюной осколки зуба. Я вздохнул разочарованно. Обернулся, нашел глазами свою супругу и, кивнув на пострадавшего, сказал:

— К доктору его. Пусть осмотрит и если понадобится лечение, то пусть лечит. Расходы на нас пусть пишет.

Маринка кивнула и пошла искать, кому бы поручить это дело. И через несколько минут пострадавший трясся в повозке по пути в больницу. Там его осмотрели, оказали первую помощь и удалили осколки двух вышибленных зубов. Мне из личного кармана пришлось заплатить семнадцать рублей. Деньги для меня, конечно, не очень существенные, но и не малые.