Неотразимая - Конни Брокуэй

Глаза у нее широко открылись от удивления. Не двигаться? Когда он в ней?

Невозможно!

Фиа заерзала под ним. Он в ответ дернулся. От острого ощущения у Фиа перехватило дыхание. Да! Вот так! Еще! Еще!

Томас вышел из нее и медленно двинулся обратно. Фиа вторила его движениям, она была не в состоянии остановиться.

– Нет. – Голос Томаса обдал ее жаром. – Подожди! – Он очень медленно, со стоном наслаждения вышел из Фиа. – Иди ко мне, прими меня, любовь моя.

Фиа еще шире развела ноги и подняла бедра навстречу Томасу, готовясь принять его плоть, и Томас быстро вошел в нее. Изумленный крик вырвался у Фиа.

– Еще! Еще!

И еще. Томас медленно и ритмично выходил из Фиа и снова входил, обучая ее этому древнему танцу. Казалось, что каждая частичка ее тела пела от счастья познания, от соучастия в великом таинстве любви. Движения Томаса становились все сильнее, все настойчивее. Он полностью отдался во власть древнего инстинкта.

– Да, – повторяла Фиа. – Еще! Прошу тебя! – Она догадывалась, что это еще не все, чувствовала, что приближается нечто неведомое ей ранее, точно знала, что еще немного, и блаженство, которое она испытывает сейчас, возрастет многократно.

Томас закинул ее ноги себе на спину, и Фиа крепко сжала их. Теперь они слились в одно целое. Томас вошел в нее еще глубже, движения стали более быстрыми и резкими, тело его покрылось испариной.

Фиа закрыла глаза и отдалась во власть новых ощущений, которые захлестнули и подхватили ее. Она, не сопротивляясь, подчинилась им... Острота ощущений пронзала Фиа словно боль, а Томас шептал что-то невнятно-ласковое, взлетая и вновь погружаясь в нее.

Фиа забыла обо всем на свете, забыла о своей защитной броне, непрерывно, словно заклинание, повторяя в такт движениям:

– Томас, прошу тебя, еще, еще!

– Да, Фиа, да! – шептал Томас, приподнимая ее бедра и прижимаясь губами к ее шее. Фиа захлестнула новая волна жара и наслаждения. Все ощущения, от самых слабых до самых сильных, будто сжались в одну пружину, готовую распрямиться в любой момент. – Я хочу, чтобы ты сейчас кончила, это твой миг, бери его!

От этих слов пружину будто отпустило. Желание взорвалось в Фиа фейерверком наслаждения, сотрясая все ее тело, расширяясь и расходясь волнами, опустошая и одновременно наполняя ее.

– Томас! – изумленно вырвалось у нее. – Томас!

Он не отозвался, не мог. Язык не слушался его. Тело Фиа подчинилось ему, оно принимало его и отвечало взаимной страстью. Для них сейчас уже больше ничего не существовало вокруг. Весь мир сузился до этого мгновения. Фиа уже была не в состоянии сопротивляться, она кричала и стонала от наслаждения.

Затем ее бедра резко сжались и сдавили Томаса, пальцы впились в его спину. Томас почувствовал, как плоть Фиа резко сократилась и зажала в себе его член. Настал его миг. Томас уперся руками в землю, приподнялся, ощущая ее бедра своими, и резкими частыми движениями стал входить и выходить из нее. Не сдерживая больше себя, он закричал в небо.

Фиа дотронулась до лица Томаса, провела кончиками пальцев по его губам. Глаза ее светились, но были грустными, подобно лунному свету.

– Я никогда не знала раньше, что так может быть, – негромко сказала она.

Томас повернул голову, поцеловал ее ладонь. Он прочел сожаление в ее улыбке. Томас знал, что она сейчас скажет, еще до того, как услышал ее слова. Но когда она все же произнесла их вслух, каждое сказанное слово впивалось в его сердце подобно шипу.

– Это не должно повториться.

– Нет? Почему?

– Потому что... потому что потом будет еще больнее. Какая-то часть Томаса не соглашалась с этим, хотелось спросить: почему потом должно стать еще больнее? Почему то, что казалось единственно правильным и возможным, должно закончиться?

А другая его часть понимала и заставляла молчать. Фиа права. И Фиа видела признание своей правоты у него на лице. Прежде чем он успел прочесть ее мысли, она опустила голову и отвернулась. Потом надела нижнюю рубашку и принялась затягивать на ней тонкий шелковый шнурок. Она выглядела такой беззащитной.

Если бы это была сказочная история, то они уснули бы в объятиях друг друга. А, проснувшись, снова бы обнялись, шептали бы друг другу нежные обещания и клятвы и, поднявшись со своей постели из сосновых иголок, направились бы навстречу солнцу.

Но их история была совсем не сказочная.

Томас отвернулся и посмотрел в сторону, с горечью отмечая, что они не существуют отдельно от своего прошлого, от того, что важно не только для них самих, но и для других. Томасу было достаточно взглянуть на восток в сторону Острова Макларенов, чтобы увидеть тех, кого он вернул на родную землю, и понять, как мало у него времени на собственные чувства, на собственную боль, даже если эта боль смертельна.

Если бы все было иначе... Он все еще изгнанник, хотя находится на своей земле. Ему скоро придется покинуть ее, быть может, навсегда, если он дорожит своей жизнью. А он очень дорожил жизнью.

И Фиа... Ведь она по-прежнему остается дочерью Карра. Ни неделя общения, ни несколько часов страсти не могут изменить этот факт. Он знал Фиа достаточно хорошо, чтобы доверить ей свою жизнь, но не настолько, чтобы доверить ей чужие жизни. Однако от этого желание обладать ею не становилось меньше. Если то, что произошло между ними, повторится вновь, а это вполне вероятно, поскольку нерастраченных чувств у них осталось еще очень много, его желания превратятся в навязчивую страсть, которую не укротят даже годы, сколько бы их ни прошло.

«Проклятие! – подумал Томас. – Я окончательно запутался. А ведь так хотел уничтожить в своей жизни все, что связано с Мерриками».

Он встал, оделся, натянул сапоги. Ему хотелось прикоснуться к Фиа, но он боялся, что ненасытная страсть вновь охватит его и он не совладает с собой.

– Пожалуй, уже слишком темно, чтобы возвращаться назад, да и тропу почти не видно. Нам придется переночевать в замке. – Фиа повернулась и взглянула на него. Выражение ее глаз явно противоречило невольно прозвучавшей повелительности в его словах. – Не волнуйся, я оставлю тебя в покое. Там хватит места. Есть уже почти законченные комнаты, найдется и кое-какая мебель. Ты займешь одну комнату, а я – другую.

«Под звездами», – добавил он мысленно. Он боялся находиться рядом с ней, потому что продолжал страстно хотеть ее. В конце концов, он всего лишь мужчина.

Фиа согласно кивнула, дождалась, пока он отыскал и привел лошадей. Со сдержанностью, достойной восхищения, он поднял и усадил ее в седло, а затем вскочил на свою лошадь.

По тропинке они спустились к узкой полоске земли, которая соединяла остров с основной землей. Когда они миновали перешеек, сумерки уже перешли в ночь. Над головами у них летали ночные птицы, на черном небе сияли яркие звезды. Со всех сторон доносился стрекот цикад. Факелы освещали только что восстановленную террасу. Несколько каменщиков все еще продолжали трудиться. В одном из них Фиа признала верзилу Джейми, который встретил их на берегу, когда они высадились. Джейми поднял свою огромную голову и, когда узнал Томаса, встал, чтобы поприветствовать их.