Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть 1. Ци-Гун - Михаил Роттер

Разные школы и разные мастера Ци-Гун используют весьма различные подходы к обучению. Однако все они сходятся в одном: настоящий мастер должен вести правильный образ жизни. В общем, ничего особенного в этом нет, так как правила правильного (простите за «масляное масло») поведения существуют в любой священной книге. Правила правильной жизни обычно очень простые: не лгать, не воровать, не убивать, ну и так далее, по вполне понятному принципу: если ты человек, то и веди себя, как человек, а не, пардон, как скотина.

Само собой, есть такие правила и в Ци-Гун. Их точная формулировка варьируется от школы к школе и может звучать, например, так:

– Научись отличать хорошее от плохого и, научившись, живи честно.

– Уважай своих родителей, люби свою семью.

– Почитай своего учителя, как своего отца; не суди его, считая, что он передал тебе недостаточно знаний.

– Относись к тем, с кем изучаешь Ци-Гун, как к братьям и сестрам, без лишних слов помогай им.

– Помни, что путь к истинному мастерству лежит через тяжелую работу.

– Если тебе выпадет удача достичь мастерства, избегай гордыни, помни, что скромность – это признак настоящего мастера.

Само собой, таких «наборов правил» очень много, но суть их примерно одинаковая: «Будь паинькой, веди себя хорошо, не обижай одноклассников, не огорчай учителя и папу с мамой». И редко кого интересует, что ты при этом думаешь, внешне ведешь себя хорошо, держишь себя «в пределах» – и ладно. И это правильно, этого вполне достаточно для первого этапа. Но на более высоком уровне становится важнее, что человек думает, потому что при правильном состоянии ума неправильные действия становятся просто невозможными. Например, если у человека «правильный ум», то ему не нужно говорить, чтобы он не воровал и не обманывал, – ему и так это в голову не придет. В общем, как всегда в Ци-Гун: главное – это ум.

Может, и не мне говорить о морали, потому что судьба моя сложилась так, что из того, что нормальному человеку нельзя делать, я, наверное, только не воровал. До и то лишь потому, что предпочитал отбирать силой. И еще разве что не обманывал… своих. Чужих же я в свое время и за людей не считал. А может, именно мне и говорить, потому что только такой человек, как я, способен оценить правильность того, чему меня наставляли дед и Ван, и понять, во что может превратиться человек, идущий по неправильному пути. Кстати, много лет спустя, отвоевав, поселившись в Ирландии и превратившись в почтенного старикашку-лекаря, я живу именно по тем правилам, которым меня обучили еще в детстве и которые я смог оценить только в зрелом возрасте. Но, хвала Небу, все-таки сумел сделать это еще в этой жизни.

Когда я учился в Советском Союзе, я услышал русскую пословицу, которая мне очень понравилась: «Когда черт старится, он идет в монахи». Когда мне ее растолковали, я, помнится, подумал, что первая ее часть (про черта) – это точно про меня. А теперь, состарившись, я сумел оценить и ее вторую часть. Разумеется, монахом в полном смысле этого слова я не стал. У меня достаточно, я бы даже сказал, много денег, я живу в большом красивом доме, у меня дорогая машина и все такое прочее. Но образ моих мыслей изменился совершенно: я теперь не человек, который убивает людей, я теперь человек, который помогает им и лечит их. Многих даже без вознаграждения. Но это все пустое, просто предисловие к тому, чтобы рассказать то, что говорил мне Ван по поводу правильной морали.

Когда мое обучение у Вана подходило к концу, уже перед самым прощанием он сообщил, что готов дать мне самый важный урок. Важнее, мол, за все годы учебы не было. Я обрадовался, решив, что он собрался передать мне какую-то совершенно секретную технику. Честно говоря, я в существование каких-то сверхъестественных, неизвестных мне техник не очень верил, но Ван столько раз поражал меня, что я не слишком удивился бы, если бы он показал свой очередной «фокус».

По поводу таких «секретных техник» еще в детстве дед рассказывал мне совершенно правдивую историю, происшедшую во времена его юности с одним известным тогдашним мастером Ци-Гун и воинского искусства.

У мастера был ученик, которого он наставлял много лет и готовил себе в преемники. За это время он передал ему все методы школы, кроме одного, самого секретного. Речь шла, разумеется, не о какой-то особой технике, нет, речь шла еще об одном, завершающем принципе, который венчал все техники школы и без которого школа теряла свою потрясающую эффективность. Было принято, чтобы этот метод учитель передавал ученику только перед самой смертью. И это была вполне понятная и обоснованная традиция: пока учитель не «отдал» этот метод, он оставался сильнее ученика.

Однако мастер совершенно не собирался умирать, а ученик терял терпение: как он ни упрашивал своего учителя передать ему «жемчужину школы», тот оставался совершенно непоколебим. И, как оказалось, был совершенно прав. Мастер старел, а ученик набирал силу и становился все грубее и злее, на него уже начинали жаловаться деревенские жители, которых он и в грош не ставил и постоянно задирал. Однажды, окончательно потеряв терпение, он пришел к своему мастеру и сказал, что либо тот доучивает его до конца, либо он перед лицом всей деревни вызывает его на смертельный поединок. Старик, как всегда, спокойный, ответил отказом.

Ученик действительно вызвал старика на поединок и, будучи уверен в своей победе, назначил схватку на центральной деревенской площади, чтобы все желающие могли засвидетельствовать его победу. Желающих оказалось много, например, моего деда специально привел его учитель Ли, который сказал ему так: «Ты идешь смотреть не на поединок. Он будет неинтересным, исход его заранее известен, и смотреть там будет не на что, потому что все произойдет очень быстро. Ты идешь смотреть на более важную вещь – на то, к чему приводит неправильная мораль».