Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Мир с изумлением, с весьма неоднородными чувствами следил за разворачивавшейся перед его глазами драмой. В Америке архиизоляционист Чарльз Линдберг провозглашал: «Я бы в сто раз охотнее объединил усилия нашей страны с Британией или даже с Германией при всех ее изъянах, нежели с той жестокостью, безбожием и варварством, что царят в Советской России». В дневниковой записи домохозяйки из Варвика Клары Милберн от 22 июня это смешение чувств и лояльностей ощущается вполне явно: «Итак, теперь Россия на своей шкуре ощутит то, что сделала с Финляндией, а может быть, ей придется и гораздо хуже. Мистер Черчилль выступал сегодня по радио и сказал, что мы должны вступиться за Россию. Видимо, должны, так как она теперь тоже против врага рода человеческого. Но как подумаю о ее путях, которые не наши пути, то сожалею, что нам приходится делать это»26. 1 июля в Бухаресте водитель трамвая, заметив в руках у Михаила Себастиана газету, спросил его, как продвигаются немцы. «Уже вошли в Москву?» – «Нет, но завтра или послезавтра – наверняка». – «Вот и хорошо. Тогда мы покрошим жидов»27.

Берлин охватила эйфория. Гальдер, глава генерального штаба вермахта, 3 июля провозглашал: «Полагаю, можно без преувеличения сказать, что кампания… в две недели увенчалась победой». На конец августа Гитлер планировал парад победы в Москве. Те высокопоставленные немцы, кто прежде выражал опасения по поводу этого похода, теперь не уставали дивиться некомпетентности советского командования, той легкости, с какой были уничтожены тысячи вражеских самолетов, явному тактическому превосходству атакующей армии. То же ощущали и непосредственные участники боевых действий: танковый стрелок Карл Фукс восклицал: «Война против этих недочеловеков почти закончена… мы им показали. Они – ничтожества, жалкий сброд, не чета немецкому солдату!»28 К 9 июля группа армий Центр завершила окружение значительных советских сил в Белоруссии. Красной армии очередное поражение стоило 300 000 военнопленных и 2500 танков. За Смоленск русские бились до начала августа, и эта задержка впоследствии окупилась, поскольку вермахт потерял драгоценные летние дни. Сильное сопротивление Красная армия продолжала оказывать и на юге. Но, когда 15 сентября армии Бока и Рундштедта сошлись у Лохвицы, к востоку от Киева, сразу две русские армии попали в ловушку и погибли, унеся с собой полмиллиона солдат. Ленинград оказался в кольце осады, Москва под угрозой.

Вскоре обнаружилась и беспощадная жестокость завоевателей. Во Франции в 1940 г. более миллиона военнопленных находились в лагерях и получали ежедневный паек – в России военнопленных обрекли на голодную смерть. Сначала их были сотни тысяч, затем миллионы, и все они медленно погибали в соответствии с умыслом победителей, да те и не смогли бы разумно распорядиться таким количеством пленников, даже если бы захотели: лагери рейха в совокупности были рассчитаны не более чем на 790 000 человек. Среди пленных началось людоедство. Во многих немецких подразделениях пленных сразу же убивали, чтобы упростить себе задачу и не дожидаться их «естественной» смерти. Генерал Иоахим Лемельзен обратился к верховному командованию с протестом: «Я постоянно сталкиваюсь со случаями безответственного, бесчувственного, преступного расстрела пленных и дезертиров. Это убийство. Скоро русские узнают о том, что наши солдаты оставляют на своем пути бесчисленные трупы, о том, что безоружных, поднявших руки людей приканчивают пулей в голову. Тогда противник начнет прятаться в лесах и продолжит борьбу, а мы потеряем множество товарищей»29.

Берлин не реагировал. Гитлер стремился захватить как можно больше земли и оставить на ней как можно меньше жителей. Он часто приводил в пример американскую историю XIX в.: продвигаясь на Запад, поселенцы уничтожали индейские племена, расчищая себе место. 25 июня генерал-майор полиции Вальтер Шталекер под прикрытием танков вошел в литовский город Каунас со своей айнзатцгруппой (карательным отрядом) А. Литовские коллаборационисты окружили и забили насмерть тысячу евреев у гаражей Литукис, в 200 м от штаб-квартиры немцев. Шталекер отчитывался: «Эти операции самоочищения прошли без осложнений, поскольку армейские власти были заранее извещены и проявили полное понимание».

Другая сторона тоже расстреливала как военнопленных, так и своих политических заключенных. Когда Красной армии пришлось при отступлении оставить госпиталь, где находилось 160 раненых немцев, всех раненых убили, выкинув из окна или разбив голову прямо на койке. Немецкий взвод, сдавшийся при контратаке русских на реке Дубис 23 июня, был обнаружен на следующий день при повторном отступлении противника. Пленные были не просто убиты: над ними надругались. «Глаза выколоты, половые органы отрезаны и учинены другие жестокости, – писал потрясенный немецкий офицер. – То был наш первый опыт такого рода, но далеко не последний. Вечером второго дня войны я сказал генералу: “Эта война вовсе не похожа на то, что происходило в Польше и Франции”»30. Была ли эта история о зверствах правдой – так или иначе войне на Востоке суждено сопровождаться массовыми избиениями.

Сталин предоставил Молотову, который тщетно боролся с заиканием, честь сообщить советским подданным, что они вступили в войну. Государственное радио разнесло эту весть 22 июня в 12:15. В последующие дни Сталин многократно встречался со своими командующими – 29 раз только в день начала войны – и принял ряд ключевых решений, в том числе об эвакуации заводов на восток. НКВД тем временем истреблял и депортировал «ненадежный элемент», среди прочих – множество людей, виновных всего лишь в том, что они носили немецкие фамилии. Были конфискованы личные радиоприемники, так что с этого момента русские могли слушать новости лишь на заводах и в учреждениях «в строго отведенное время». Несколько дней Сталин еще цеплялся за абсурдную надежду, что все это – чудовищная ошибка. Сохранились отрывочные сведения о том, как агенты НКВД в нейтральных странах искали возможности завязать переговоры с немцами, но из этого ничего не вышло.

К 28 июню, когда пал Минск, с этими фантазиями было покончено. Сталин перенес нервный срыв, который вынудил его удалиться на подмосковную дачу. Когда 30-го числа к нему явилась делегация из Кремля во главе с Анастасом Микояном, Сталин встретил ее с явной тревогой: «Зачем пожаловали?» Он, по-видимому, опасался, что приближенные, которых он так подвел своей неверной оценкой ситуации, явились, чтобы его свергнуть, но эти безнадежно запуганные и покорные люди молили своего господина и далее править ими. И наконец, Сталин опомнился: 3 июля он выступил с радиообращением к народу. Выступление разительно отличалось от тех авторитарных интонаций, к которым подданные уже привыкли под властью Сталина. Он начал с прочувствованного призыва: «Товарищи! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!» Он призывал к «всенародной отечественной войне», распорядился уничтожать на пути врага все, чем тот может воспользоваться, а за линией фронта продолжать партизанскую войну. Подразумевая (хотя и не произнося вслух), что теперь СССР считается союзником Британии, Сталин провозгласил эту войну частью «единого фронта народов, стоящих за свободу». С этого момента он лично входил во все детали подготовки обороны и ведения войны в качестве главы Ставки (генерального штаба), Государственного комитета по обороне и Транспортной комиссии, а также в должности наркома обороны. 8 августа Сталин также назначил самого себя Верховным главнокомандующим Красной армии.