Гарнизон не сдается в аренду - Евгений Костюченко

Добросклонов лежал лицом к стенке, притворяясь спящим. Равномерное посапывание, однако, прекратилось, как только Гранцов плеснул коньяк в два граненых стакана.

— Выпьешь?

— Вот еще, на ночь глядя, — проворчал Гошка, но стакан взял. — За что пьем?

— За упокой, наверно, — Гранцов пожал плечами, — считай, что это поминки.

— Кошмар, — сказал Гошка. — Я же, можно сказать, только что с ними говорил… И вот… Но за что? Кому они мешали?

— Это уже неважно, — сказал Гранцов. — Они уже никому не мешают, для них все кончилось.

— А для нас?

— Лично для меня все кончилось уже давно, — сказал Гранцов и, пригубив, отставил стакан. Поминки при сухом законе получаются до обидного короткими. — Жалко других. Если бы все упиралось только в меня… Да я бы спокойно вышел им навстречу, стреляйте, гады, только не трогайте других!

— Типичная мания величия, — сказал Добросклонов.

Вадим подвинул к себе громоздкий телефонный аппарат и набрал номер Железняка. Несмотря на ночь, участковый поднял трубку сразу, словно и не спал.

— У нас еще два трупа, — сказал Гранцов. — Нашел в контейнере. Из той же серии, пятничные. Можешь организовать следственную группу поскорее?

Железняк обматерил его шепотом, из чего Вадим сделал вывод, что звонок застал его все-таки в постели.

— Короче, завтра уже обещала подтянуться команда из Центрального, — отведя душу, продолжил участковый. — Приеду с ними. Сегодня не могу. Смотри, чтоб там место происшествия не затоптали.

— До твоего прихода их никто не тронет, — пообещал Гранцов.

— Ты там тоже никого не трогай, — попросил Железняк. — Не добавляй мне работы.

Возрождение началось с коллективного труда. Вооружившись вениками и совками, люди в старых джинсах и выцветших майках занимались «уборкой территории». Чувствовалось, что авторы методики хорошо знакомы с практикой пионерских лагерей, и не только пионерских. Это и коту понятно: когда нечего делать, следует хотя бы бороться за чистоту.

Но в Институте Духовной Реабилитации борьба с мусором имела идеологическую, а не гигиеническую основу.

Вадим Гранцов, переодевшись в Гошкины джинсы и майку, незаметно присоединился к цепи уборщиков, когда они проходили мимо колодца. Пообещав Железняку никого не убивать, он решил найти Регину и любым путем увести ее от сектантов.

То, что институт связан с киллерами, не так и плохо. Пока поблизости не видно педика с мерзкой улыбочкой, можно не прятаться. Раз эти сектанты не убили его сразу, при первой возможности, значит, они не убивают. По крайней мере, своими руками. И если повезет, он сможет отбить у них Регину, как отбил брата.

Что значит «если повезет»? Никаких если! Он отобьет ее — и точка.

Но сейчас он не видел ее среди полусонных волонтеров, которые брели, сосредоточенно вглядываясь в траву и песок и иногда наклоняясь — за веточкой, листиком, перышком…

— Мир без человека — это хаос. Человек приходит в этот мир, чтобы создать в нем порядок. У каждой вещи есть свое место. У каждого действия есть свое время, — монотонно приговаривал волонтер со шкиперской бородкой. — Вот клочок газеты. Где-то в Сибири росло дерево, но люди уничтожили его, затратили огромное количество труда и времени, чтобы сделать из дерева бумагу, испачкать эту бумагу типографской краской, потом с помощью газеты внести хаос в чье-то сознание и, в конце концов, засорить нашу планету обрывками миллиардов газет…

Никто не возражал ему, но никто и не поддерживал. Казалось, он просто размышляет вслух, правда, излишне громко и аффектированно. Банальные экологические причитания, однако, завершились неожиданным выводом.

— Этот клочок газеты превратился в мусор не сейчас, когда я подобрал его с земли. Он уже был мусором, когда еще был газетой. И те, кто делал эту газету, и те, кто спилил то прекрасное дерево — они тоже мусор. Потому что мусор берется из мусора, и производит новый мусор. И планета наша погибнет от мусора, сама станет мусором, потому что мусор неизбывен.

Он замолчал, и цепь двинулась дальше в мрачном безмолвии. На другом фланге кто-то начал новую обличительную речь, такую же монотонную. Гранцов украдкой оглянулся, но и там не обнаружил Регину среди уборщиков.

Его поразило, что никто не смотрел по сторонам. Возможно, они и других-то не видели, неотрывно глядя себе под ноги.

Дойдя до берега, цепь остановилась. Каждый ссыпал свою долю мусора в железную бочку, после чего все расселись на песке у самой воды.

Гранцов тоже сидел среди них, стараясь ничем не выделяться. Как и все, он молча смотрел на озеро, а за спиной раздавались мерные шаги Первой, ритмичное похлопывание ее газетки и плавная речь.

— Каждое прежнее рождение мы получали помимо желания. И каждую прежнюю жизнь нам приходилось прожить вопреки своей воле. Это был порочный круг — через страдания к неизбежной смерти и снова к страданиям…

Через две минуты Гранцов заскучал, через три готов был взвыть, но усмирил свой гнев и просто перестал воспринимать всерьез этот мутный поток религиозного коктейля.

Рецепт. Взять хорошо забытый буддизм разлива 70-х годов, добавить кармы и реинкарнации по вкусу, бросить леденящие кубики грядущей катастрофы и залить сладеньким сиропом детской Библии.

Он смотрел на озеро. Легкий утренний ветер казался ему дыханием Бога. Бог засмеялся, разгоняя полоски ряби по зеркалу воды.

Тем временем Первая незаметно перешла от теософии к более конкретным вопросам. Оказывается, не обязательно ждать смертного часа, чтобы возродиться к новой жизни. К тому же такое возрождение чревато непредсказуемыми сложностями. Гораздо удобнее воспользоваться услугами Института. Возродиться под присмотром специалистов. При этом взять с собой в новую жизнь все самое лучшее из прежнего существования.

Наверно, Гранцов пропустил какую-то сигнальную фразу, потому что все вдруг поднялись уже голые, а он замешкался с молнией. Впрочем, этого никто не заметил, и когда он встал в строй, его руки тут же сплелись с руками соседей. К его глубочайшему разочарованию, оба соседа оказались мужчинами.

Они зашли в воду по колено. Гранцов затаил дыхание, готовясь к обжигающему холоду — но странно, вода не была холодной. Она не была ни холодной, ни теплой. Он ее просто не ощущал.

Все подняли сомкнутые руки к небу и задрали головы. «Вижу!» — простонал кто-то рядом. «Вижу!» — раздался в ответ женский голос. Гранцов посмотрел на перистые облака и ничего особенного не увидел.

И снова он пропустил команду — все разом повернулись и вышли на берег, и он шел среди последних, и свернул вместе с ними в баню, потому что ему показалось — туда свернула Регина.

Все набились в парилку. Тесно усевшись на полки, стоя вдоль стен, сидя на корточках у самой каменки здесь собралось человек двадцать. Мужчины и женщины, костлявые и рыхлые, упругие и дряблые — все разом вспотели и заполнили темное пространство бани неповторимым смрадом. Гранцов не выдержал и потянулся к двери, но его опередил жилистый загорелый мужик. Они выскочили в предбанник и перевели дух.