Письма в Древний Китай - Герберт Розендорфер

Поздно вечером мы наконец вернулись в Го-ти Ни-цзя. Мастер Юй Гэнь был уже весьма утомлен и немедленно удалился к себе. Я же вместе с маленькой госпожой Чжун поднялся к себе в комнату, и мы с ней выпили еще бутылку Доу Пэй-нон (оказалось, что этот напиток можно заказать и в нашей Го-ти Ни-цзя). После этого маленькая госпожа Чжун позволила мне разделить с ней ложе. Она, по обычаю большеносых, тоже сняла с себя совершенно всю одежду. Ноги у нее были не перевязаны, то есть, по нашим понятиям, все-таки довольно велики, зато грудь оказалась утешительно маленького размера. Форма ее волосяной рощицы вызвала у меня воспоминания о моей наложнице Фэн-ма, и я снова затосковал по родине. Затем маленькая госпожа Чжун заснула. Я же еще долго лежал без сна, со слезами вспоминая о своем доме в Кайфыне, о тебе, о Фэн-ма и о своей любимой Сяо-сяо. Возможно, однако, что это чувствительное настроение охватило меня из-за напитка Доу Пэй-нон, которого я выпил несколько больше, чем обычно. Потом наконец заснул и я — крепким, спокойным сном.

На этом я заканчиваю письмо и сердечно обнимаю тебя. Твой далекий друг —

Гао-дай.

(понедельник, 15 ноября)

Мой дорогой Цзи-гу,

не волнуйся: я не забыл о твоей просьбе. Напоминать мне о ней в каждом письме не нужно. Потерпи еще немного. Как только представится хоть малейшая возможность, я выпытаю у этой танцовщицы секрет ее исчезающих белых шариков. Просто мне пока не удалось снова побывать в заведении, именуемом «Райский сад». Из подробностей помню еще, что разделась она совершенно донага; шариков у нее было три, и величиной они были с небольшое куриное яйцо. Сначала она жонглировала ими, широко расставив ноги (и жонглировала, кстати, неважно), а потом один за другим проглотила — или сделала вид, что проглотила; затем, немного попрыгав, принялась извлекать их точно так же один за другим с противоположной стороны, из отверстия, для этого вовсе не предназначенного (понарошку, конечно), всякий раз коротко вскрикивая. В точности разглядеть, как она это делает, было, сам понимаешь, невозможно. Не исключаю, что она прятала шарики в руке. Больше в общем-то прятать было негде, ведь на ней ничего не было надето. Точнее, почти ничего: на шее она оставила белую ленту, усыпанную драгоценностями (поддельными, очевидно). Однако к фокусу с шариками эта лента явно не имеет отношения. Обещаю тебе, впрочем, наведаться в «Райский сад» в самое ближайшее время и, если эта танцовщица еще там, поговорить с ней: думаю, за определенное вознаграждение она согласится раскрыть секрет своего трюка.

Возможно, тебе будет интересно узнать, с чем познакомил меня мастер Юй Гэнь несколько дней назад. Накануне вечером я снова восхищался игрой Небесной Четверицы в доме у одного из музыкантов, друзей господина Ши-ми. Сообщаю об этом лишь для того, чтобы ты мог представить, какое невообразимое расстояние разделяет эти две крайности — музыку Небесной Четверицы, с которой я познакомился благодаря господину Ши-ми и его друзьям, и то, что показал мне господин Юй Гэнь-цзы. Между этими двумя крайностями умещается все нелепое многообразие мира большеносых.

Господин Юй Гэнь-цзы нанял повозку Ma-шин, и мы поехали в ту часть города, где я до сих пор не бывал. Погода была мерзкая: снег, шедший вперемежку с дождем, еще усугублял безрадостное впечатление от каменных улиц и серых, да к тому же грязных домов. Дома эти чрезвычайно высоки и расставлены как попало. При этом они вовсе не сложены из камня, как кажется на первый взгляд, а отлиты. Господин Юй Гэнь-цзы объяснил мне, как это делается: дробленые камни перемешивают с водой и некоторыми другими веществами, так что получается кашицеобразная масса; застыв, она делается твердой, как камень. Из дерева сколачивают формы, в которые и наливают упомянутую кашицу. Когда та застынет, формы удаляют, и дом готов. Зодчие большеносых научились управляться с этой кашицей и формами необычайно ловко и быстро. Мимо таких домов мы и ехали. Отлитые по единому образцу, они образуют целый квартал. Людей здесь живет много, несколько тысяч. По словам господина Юй Гэнь-цзы, сюда приезжают зодчие из дальних краев, чтобы посмотреть и поучиться: квартал считается образцом строительного искусства. Почему — я так и не смог понять.

Там же невдалеке стоит башня, достигающая — хочешь, верь, хочешь, нет, — полутора четвертей ли в высоту. Никакие здания, ни даже самые высокие храмы у нас на родине не могут и сравниться с этой башней. Если стоящий у подножия башни захочет разглядеть ее вершину, ему придется запрокинуть голову на спину. Башня лишена каких бы то ни было украшений и не имеет определенной цели; во всяком случае, господин Юй Гэнь-цзы не смог объяснить мне, зачем ее построили. Внутри башни устроены повозки, доставляющие желающих на вершину, но я отклонил это приглашение. Хоть господин Юй Гэнь и утверждает, что оттуда, сверху, открывается великолепный вид на местность, я все же не верю, чтобы с высоты птичьего полета мир большеносых выглядел привлекательнее, чем с земли. Башня тоже целиком отлита из каменной кашицы.

Неподалеку от башни имеется другое сооружение, еще более нелепое и загадочное, однако господин Юй Гэнь-цзы, вопреки своему обычному здравомыслию, показывал его мне с такой гордостью, точно сам его построил. Крыши у этого сооружения практически нет, оно лишь частично прикрыто грязноватого цвета навесом, отдаленно напоминающим сильно увеличенный шатер кочевников. По форме все сооружение представляет собой огромный овал, понижающийся внутри к середине, и там как бы на ступенях устроены многочисленные сиденья, также обращенные к середине. Всего внутри этого овала одновременно помещается почти сто тысяч человек (могу себе представить, какие шум и вонь царят там тогда!). В самой середине овала расположен луг, довольно большой, однако при взгляде сверху кажущийся почти крохотным. Господин Юй Гэнь-цзы был весьма удивлен, узнав, что я до сих пор даже не слыхал об этом сооружении. (Он знает, что я иностранец, но, конечно, не догадывается, что я еще и «иновременец».) Он долго рассказывал мне о событиях величайшей важности, имевших место в этом овальном доме; по его словам, они совершаются здесь сравнительно регулярно. Слова и выражения, им при этом употреблявшиеся, были мне совершенно не знакомы. Судя по всему, он имел в виду какие-то массовые ритуалы, возможно, публичные казни.

Этот огромный овальный дом тоже литой. Вообще литье камня, конечно, полезное изобретение. Однако, как это часто бывает, облегчение тяжелых работ и тут вызвало к жизни множество злоупотреблений. Извращаются ведь даже лучшие человеческие изобретения, причем так, что старый обычай в конце концов оказывается предпочтительнее. Если бы большеносым приходилось строить из кирпича и глины, затрачивая на каждый дом много времени и труда, они бы, наверное, сто раз подумали, прежде чем возводить такие бессмысленные сооружения, как башня высотой в полторы четверти ли или гигантский овал!

Мы поехали дальше: целью нашего путешествия была одна из местных мастерских, а именно кузница. В одном из писем я как-то упоминал о том, что мастер Юй Гэнь хотел показать мне такую мастерскую. Он знаком с начальником этой мастерской или кузницы; его ранг считается у большеносых весьма высоким, а влияния у него, пожалуй, будет побольше, чем у иного мандарина или министра (в основном, думаю я, благодаря подкупу).