Один из нас – следующий - Карен М. Макманус

– Почему? – с любопытством спрашиваю я. Отец не желает делиться со мной деталями расследования. Фото на компьютере Нейта на первый взгляд не представляют собой ничего особенного. Просто груда покореженных досок на цементном полу.

– По-моему, здесь чего-то не хватает. Если предположить, что дощатый настил был сделан на совесть, то присутствуют не все обломки. Некоторые из балок не имеют ни одной стяжки. На чем они вообще держались? По идее уже давно должны были сломаться. – Нейт прищуривается. – Зато есть отверстия, как будто предназначенные для стяжек, так что… Может, я и параноик, но я почти уверен, что кто-то намеренно поработал с настилом.

– Поработал? Ты не шутишь? – Я заинтригованно подаюсь вперед и машинально наполовину осушаю свою банку пива, совсем забыв, что мне сейчас возвращаться домой. Затем ставлю банку на краешек стола и смотрю на фото внимательнее.

– Та убогая фирма, что строила гараж, даже нормальной документации не оставила. И мы ничего не можем доказать. – Нейт снова берется за карандаш. – А твой отец – настоящий профессионал. Ребята на работе говорят, другие компании могут экономить в ущерб качеству, но он – никогда.

В первый момент я испытываю побуждение полезть в бутылку и сказать: «А я не знал». Однако в тоне Нейта есть что-то такое, будто в своем воображении он прикидывает – а что было бы с ним, вырасти он с отцом, у которого респектабельный бизнес, а не с алкоголиком, готовым променять сына на бутылку виски? И если уж на то пошло, законный отпрыск моего отца сильно проигрывает ему, Нейту. Так что я просто отвечаю:

– Отец постоянно говорит, что работать с тобой – одно удовольствие.

Нейт изображает улыбку. В этот момент дверь распахивается, и мы оба вздрагиваем. Парень в винтажной футболке, красный и вспотевший, опирается на косяк, тыча пальцем в Нейта, и несвязно произносит:

– Чувак. Я ги-по-те-ти-чески спрашиваю. Если мы с ребятами решим прошвырнуться голыми по соседям, ты с нами?

– Нет. – Нейт устало проводит ладонью по лицу и вновь поворачивается ко мне: – Будь я на твоем месте… я бы воспринял это как намек, чтобы уйти.

Отец сидит в одиночестве за кухонным столом. Этот стол я помню с раннего детства – деревянный монстр, за которым было просторно нам семерым. Обычно меня сажали у стены посередине – труднодоступное и не самое удобное место для ребенка. Но и сейчас, когда мы живем втроем и можно сидеть где угодно, я каждый вечер забиваюсь именно туда, на свой привычный стул.

Стол завален кучей бумаг – наверное, копии чертежей. Отец что-то пишет в блокноте с отрывными страницами. На нем футболка с символикой «Майерс констракшн», некогда черная, после множества стирок ставшая светло-серой.

– Ты сегодня припозднился, – говорит он, не поднимая головы. Фриц, слегка похрапывая, дремлет у ног хозяина и во сне возит лапами по полу, словно ему снится прогулка.

Я достаю из холодильника бутылку спрайта – надо чем-то забить кислый вкус пива.

– У Эли скоро свадьба. Много работы. Даже стажера загрузили.

– Правильно сделали. – Отец перечеркивает написанное. – По крайней мере ты хоть чем-то занят.

Я откупориваю спрайт и отпиваю глоток, глядя на отца поверх бутылки. Его слова больно задевают меня. Твой отец – настоящий профессионал, сказал Нейт. Все так, вот только делиться со мной своими навыками отец никогда не жаждал. Мне вечно достаются лишь подобные мелкие подколки. Обычно я их игнорирую, но сегодня настроение не то.

– То есть?

– Мама сказала, ты отказался от игры в спектакле, – отвечает отец, не отрываясь от писанины.

– Да? – завожусь я. – А почему тебя это огорчает? Ты же ни на одной постановке с моим участием не был.

– Меня огорчает, что ты взял на себя обязательства и не выполнил их, – говорит он, подняв голову.

Вот как. Обязательства. Увы, я стал посмешищем, и выйти на сцену означает, что все будет в сто раз хуже. Спектакль с треском провалится, и это ударит по остальным, кто в нем занят, даже если большинство этого пока не понимают. Например, Люси – она до сих пор со мной не разговаривает.

А если быть до конца откровенным, принять такое решение оказалось нетрудно. Я уже давно прекратил попытки действовать самостоятельно. Папа на первый взгляд хочет, чтобы я изменился, а сам поступает с точностью до наоборот: стоит мне заняться чем-то новым, он тут же осаждает меня.

И сказать ему этого нельзя. Ему вообще ничего нельзя сказать.

– У меня много дел и помимо театра, – говорю я. Он в ответ чуть слышно фыркает и снова утыкается в бумаги. От обиды у меня внутри все переворачивается, и это придает мне храбрости. А может, полбанки пива тоже сыграли свою роль. – Ты что-то сказал? Прости, не расслышал.

Отец удивленно приподнимает брови, ожидая, что я дам задний ход. Я выдерживаю его взгляд.

– Полагаешь, у тебя много дел? Видеоигры, что ли, посчитал? А сколько времени ты сидишь в телефоне, не пойми чем занимаясь? Сочувствую твоему будущему работодателю. Если, конечно, у тебя будет настоящая работа.

У меня внутри все переворачивается. Боже… Папа, скажи лучше открытым текстом: мой сын бездельник.

– «Пока Не Будет Доказано» – настоящая работа. И я делаю ее на совесть. Как и многое другое. Ты бы знал это, если бы хоть раз дал мне шанс поработать с тобой.

– А ты хоть раз интересовался моей работой? – хмурится он.

– А ты меня никогда не спрашивал! – не выдерживаю я. – Бизнес семейный, а посмотреть со стороны, так решишь, что твой сын Нейт Маколи, а не я. – Должно быть, мамы нет дома, иначе давно примчалась бы на мои вопли. Обычно она играет роль миротворца. Я указываю на чертежи, из головы не выходят слова Нейта. – Ты даже не рассказываешь мне о ходе расследования гибели Брэндона, а ведь и я в тот момент был на стройплощадке!

Лицо отца принимает угрожающее выражение. Ой, не с той карты я зашел. Он наводит на меня карандаш, и я уже готов провалиться сквозь землю.

– Ты. Переходишь. Все. Границы, – говорит он, на каждом слове целясь в меня. – Ты тоже бегал через стройплощадку, подвергая свою жизнь опасности, а ведь я тебя особо предупреждал. Я благодарю Бога, что ты не погиб, но не могу не испытывать злости от того, что ты сам поставил себя в такое положение. Сын строителя должен хорошо понимать, что такое стройка. Нет у тебя никакого уважения ни к моим словам, ни к моей работе! – Мое лицо горит от стыда. Отец прав по всем пунктам, кроме последнего. Неужели он и правда считает, что я не уважаю его работу? Не дождавшись ответа, он вновь наводит на меня карандаш. – Тебе нужно делать домашние задания? Или предпочтешь телевизор смотреть?

Как всегда, я оказываюсь не прав. Однако извиниться или как-то объяснить свое поведение не могу – отец вновь уткнулся в бумаги. Мне остается лишь уйти, вновь и вновь прокручивать в голове слова Нейта и бередить смутные воспоминания о дне смерти Брэндона.