Революция 1917 года и борьба элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.) - Федор Селезнев

Наоборот, влиятельный советник президента США, полковник Хауз призвал Вильсона прекратить нападки в печати на Советскую Россию, дабы не толкнуть Советскую Россию в объятия Германии. Тогда же, в начале декабря 1917 года, Петроград посетил шведский банкир Ашберг, близкий к руководству правящей в Швеции социал-демократической партии. Он встретился с лидерами большевиков, а, вернувшись в свою страну, выступил с призывом признать советскую власть и возобновить торговлю с Россией[564]. В эти же дни руководство Великобритании предложило французскому правительству вступить в контакт с большевиками через неофициальных агентов и приняло решение направить в этом качестве в Петроград Брюса Локкарта[565].

Он будет принят в советской столице на самом высоком уровне. Ведь большевикам было очень важно, чтобы их власть получила международное признание. Поэтому правительство Ленина на фоне обличений мирового империализма не считало зазорным втихомолку демонстрировать свою готовность к сотрудничеству с Западом. В этой связи упомянем Бюро международной революционной пропаганды во главе с американцем Борисом Рейнштейном (при Пресс-бюро советского наркомата иностранных дел). Оно огромными тиражами издавало на немецком языке газету «Ди Факел», распространявшуюся среди германских солдат и всячески подрывавшую их боевой дух.

Советское правительство всё более выглядело для Запада разумным и удобным партнером. Только большевики смогут «убедить людей согласиться на возобновление войны», – доносил в Париж французский представитель в Петрограде Садуль: «Мы не имеем права рассчитывать на другие партии»[566]. Правые эсеры и меньшевики, по мнению Садуля, занимают «капитулянтскую позицию» и «куда охотнее, чем большевики пойдут на уступки по вопросам о Курляндии, Литве, о Польше и т. д.». Более того, среди них распространено мнение, что «в случае срыва брестских переговоров Учредительное собрание должно немедленно попытаться их возобновить»[567].

О подобных настроениях среди депутатов Учредительного собрания знал и британский посол Бьюкинен. 10 декабря 1917 г. к нему пришли В.В. Руднев (председатель фракции правых социалистов-революционеров в Учредительном собрании) и ещё один видный правоэсеровский депутат А.Р. Гоц. Они констатировали, что Россия не способна более продолжать войну, и спросили у Бьюкинена, как отреагирует Англии на обращение к ней Учредительного собрания с призывом превратить переговоры о сепаратном мире между Россией и Германией (начавшиеся 9 декабря в Бресте) в переговоры о всеобщем мире[568].

Бьюкинен ответил своим визитерам, что англичане будут продолжать войну. Ни в каких мирных переговорах Британия участвовать не хотела. Однако многие из её жителей настрадались от войны и желали её прекращения. Поэтому английскому правительству было бы очень трудно объяснить своим гражданам, почему оно отвергает призыв к миру, исходящий от демократически избранного органа власти страны-союзницы. В этой связи созыв Учредительного собрания для британских дипломатов был нежелателен. Точно так же, как и для большевиков. Таким образом, и Антанта, и ленинское правительство были равно заинтересованы в разгоне Учредительного собрания.

Подготовку к этой акции большевики открыто начали через три дня после визита Руднева и Года к Бьюкинену. 13 декабря 1917 г. «Правда» опубликовала Тезисы ЦК РСДРП (б) об Учредительном собрании. В них говорилось, что интересы революции стоят выше формальных прав Учредительного собрания, а его состав не соответствует воле народа. Поэтому Учредительное собрание должно безоговорочно признать Советскую власть и её политику, а также согласиться с переизбранием своего состава[569]. Левые эсеры эти установки полностью приняли[570], а западные дипломаты сделали вид, что ничего не замечают, или не хотят вмешиваться во внутренние дела России. По сути, это была косвенная поддержка большевиков. Вернее награда советскому правительству за правильное поведение на переговорах в Брест-Литовске.

Идеальным вариантом их развития для англичан и французов было бы выдвижение Германией возможно более широких территориальных притязаний к России. Это дало бы англо-французской пропаганде прекрасную возможность протрубить на весь мир о ненасытной алчности прусского милитаризма, наглядно доказывая, что справедливый мир с немцами невозможен, и они понимают только язык силы. Дальше оставалось дождаться того момента, когда советские представители отвергнут немецкие требования, как неприемлемые, и Россия возобновит войну с Германией.

События в Бресте развивались по похожему сценарию. Немцы на словах согласились с советским предложением мира без аннексий и с учетом права наций на самоопределение. Но выводить свои войска с захваченных территорий, пока идет война на Западе, отказались. Кроме того, германские дипломаты заявили, что Россия должна согласиться с отделением от неё Польши, Литвы и Курляндии, поскольку созданные их народами (под немецким контролем) органы власти заявили о стремлении к полной государственной самостоятельности.

Таким образом, Россия должна была понести существенные территориальные потери. Хотя вряд ли они были так уж тяжелы для руководителей советского правительства, учитывая их собственный лозунг о праве наций на самоопределение. Зато, приняв немецкие условия, большевики могли выполнить свое обещание дать стране мир и значительно упрочить поддержку среди населения. Вместо этого они вдруг начали готовиться к «революционной» войне с Германией.

15 декабря 1917 г. переговоры в Бресте были прерваны для консультаций дипломатов со своими правительствами. Условились, что они возобновятся 23 декабря 1917 года. Однако дело быстро пошло к тому, что вот-вот загрохочут пушки «революционной» войны. К этому советское руководство упорно склонял французский представитель Садуль, который, по собственному признанию, несколько недель вел среди большевистских лидеров активную кампанию в пользу создания добровольческой армии для войны с немцами, суля всестороннюю помощь Франции[571]. Поддержку Советской России гарантировали и американцы. Робинс и Джадсон добились от посла Френсиса разрешения пообещать Троцкому, что, в случае разрыва с Германией, Советская Россия получит из за океана амуницию, боеприпасы и кредиты[572].