Глубина - Ильгиз Бариевич Кашафутдинов

приезда сюда. Сколачивали отряд, чтобы к осени отправить на уборку целинного хлеба. Тянули жребий, кому на комбайн, кому на машину, вот и выпало Еранцеву учиться на шофера.

Вдруг Еранцев заметил на лице Игоря улыбку, знакомую по давнему школьному случаю. Он никогда не спрашивал Игоря, по какой причине тот нарвался на ребят из своего же класса. Игоря еще не били, кольцо вокруг него только смыкалось, но по глазам его уже растекалась мокрая пелена, готовая пролиться слезами. И эта улыбка со страхом.

Еранцев с ходу пробился в середину, встал рядом с Игорем. А в драке Еранцев, если его доводили до нее, бывал крепок и зол.

Это было там, в детстве, а тут, в кабинете, смотрел на него седеющий, изведавший всякое мужчина, и только улыбка его так сильно смахивала на ту. В этот раз Еранцев не видел, против кого ему нужно объединиться с Игорем, да и желания вызнать, что и как у него, не появилось. Из длинного сбивчивого объяснения Игоря он понял главное: надо постоять за дело. Что же, надо так надо. Еранцев с удовольствием отметил, что улыбку свою Игорь успел упрятать — за такую улыбку можно презирать даже очень близких людей. Его не смутило то обстоятельство, что общему делу может повредить какая-то женщина, как сказал Игорь, решившая из ревности напакостить человеку в канун защиты.

От Еранцева требовалось немногое: тихо оформить отпуск, тихо уехать из города на машине Игоря в одно укромное село, где некоторые знакомые Игоря совмещали приятное с полезным, набирались на деревенских харчах и воздухе здоровья, зашибали приличные денежки. Игорь подкупающе дружески подмигнул, добавил, ткнув перстом в потолок, что там, в верхах, поставлен вопрос о выделении Еранцеву однокомнатной квартиры. Деньги, закончил Игорь, никому не мешают, а Еранцеву сам бог велел их заработать — на обзаведение.

Еранцев обалдело ехал в неизвестное село Прудищи. Едва ли он смог бы вразумительно ответить, зачем ему это надо.

Даже после того раза, когда участковый как бы ненароком осмотрел машину, Еранцев ничего не придумал на случай, если Пивоваров поинтересуется машиной повторно. Спроси сегодня утром участковый, что побудило его взять машину, Еранцев сказал бы, наверно, первое, что придет на ум. Но участковый, слава богу, не спросил. Уже садясь на мотоцикл, Пивоваров легонько стукнул кулаком по козырьку фуражки, отчего та смешно съехала на затылок, и спросил, пользовался ли Арцименев машиной после указанной на доверенности даты, точнее, не садился ли за руль на третий день после того, как передал «Жигуленка» Еранцеву?

Задал Пивоваров вопрос тихо, не нажимая на какое-нибудь слово, так что невозможно было угадать, как он сам относится к тому, что хочет узнать. С ответом он не торопил, но зеленоватых, устало и грустно сощуренных глаз с Еранцева не спускал. И тогда Еранцев решительно и даже задиристо сказал, что со дня получения машины никому ее не давал.

Сказать-то сказал, но теперь, спустя какое-то время, появилось беспокойство, подступающее к нему тем ближе, чем дальше он пытался его отодвинуть. Еранцев, перебирая свои с Игорем отношения, видел, что Игорь был хозяином положения. Еранцев мог с ним не соглашаться, противиться ему или делать что-нибудь в обход, как это случилось с испытаниями, идти же на большее, скажем, затеять с Игорем тяжбу, если даже она оправдана значительностью устремлений, было бесполезно: пришлось бы искать другое место, и еще неизвестно, как сложилось бы там. В какую-то большую игру, о которой Еранцев только догадывался, Игорь его не посвящал. Может быть, не доверял или, что больше похоже на правду, приберегал, как неприкосновенный запас, на черный день.

Однако, решил Еранцев, думать обо всем этом хватит. Строить догадки можно без конца, и все же от них в голове вместо ясности кутерьма. Значит, у Игоря были какие-то свои соображения, раз он не счел возможным сказать обо всем открыто. Только от одной мысли Еранцева охватывало недоумение: а что, если Игорь пошел на обман? Нет, не должно быть, того быть не может…

Еранцев почувствовал, что работает один, и осмотрелся. Внизу Аркаша набирал в мешок кирпичи, здесь, наверху, их осталось десятка полтора. Кончились кирпичи у Тырина, меньше стало у Чалымова, и лишь у Нужненко с Лялюшкиным кирпичей было навалом.

— Давайте сегодня все и закончим, — предложил Лялюшкин, заметив, что Еранцев прервал работу и настроился передохнуть. — Сегодня пятница. Грех бездельничать. Хором потребуем, чтобы завтра рассчитали. Обмоем, разбежимся по домам… Мне в понедельник на работу…

— Дело говоришь, — поддержал Тырин. — Кончать надо. Конец — делу венец.

— Браво, батя, — сказал Лялюшкин. — С таким союзничком не пропадешь. — Уставился на Нужненко, убежденный, что тот тоже поддержит его. — Ваше слово, товарищ маузер!..

— Что-то неохота путь рвать, — будто назло Лялюшкину, отозвался Нужненко. — И спешить мне некуда.

— Как это некуда? — Лялюшкин сбавил голос, переведя разговор в узкий круг. — Ты в известной степени тоже зависишь от величины отпуска.

— Я за свой счет взял, — проговорил Нужненко. — Захочу, продлю…

— Вот как! — удивился Лялюшкин. — Когда же успел отгулять очередной?

— Еще в январе. Рассказывал же, как в богомазах ходил. Церковь действующую ремонтировали. Красили, белили. Иконы обновляли.

— Мирово! — выдохнул Лялюшкин. — Художнички! Ты хоть кисть-то умеешь держать?

— Не в кисти дело. Хочешь жить, умей вертеться!

— А за свой счет легко получить отпуск?

— Тоже уметь надо. Я бы, если на то пошло, от оклада отказался. Согласен, пусть отчисляют в какой-нибудь фонд. Не жалко.

— Но ведь, надо полагать, не за спасибо.

— При сохранении трудового стажа…

— Понятно, старик, — в третий раз не удержался Лялюшкин. — Если откровенно — ничего не понятно. Ты что, филантроп?

— Можно подумать, что ты синантроп, если не смыслишь в таких делах.

— Просвети.

— Иди ты, знаешь куда… — Нужненко, сплюнув, помолчал, потом, видимо, решил-таки пояснить несмышленому человеку, о какой выгоде идет речь. — Ты вот кусок с лишним получишь за месяц.

— Какой кусок?

— Ну, тысячу рублей с лишним, темнота… А сколько у тебя зарплата?

— Чистыми, без налогов, сто тридцать два с копейками…

— Разница есть?

— Спрашиваешь.

— А если каждый месяц кусок? Ну, не каждый, хотя бы раз в два месяца?

— Иди в каменщики, — сказал Лялюшкин. — Чего проще…

— Дурак ты все-таки, а не лечишься, — натужно выговорил Нужненко. — Становись ты профессиональным каменщиком, так тебе уже иначе будут платить. Не по трудовому соглашению, как нам сейчас, а опять же посадят, можно сказать, на оклад.

— А вообще-то красиво, — наконец понимающе, широко улыбнулся Лялюшкин. — Каждый месяц по куску! Полгода отработал, потом лежи и плюй в потолок!

— Не каждый, конечно, умеет, — заканчивая короткий разговор, сказал Нужненко. — Да