Пулемет для витязя - Антон Скрипец

– А бить-то куда?

Не удостоив его ответом, Прок подошел к стене и щелкнул там чем-то. Похоже, в этом мире, куда словно по какой-то неведомой ошибке угодил Тверд, вообще все вопросы решались легким нажатием на маленький рычажок. Честно говоря, жить в таком мире, где судьба человека в буквальном смысле могла решиться легким движением пальца, он бы не хотел.

Арсенал оказался гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. Тем более – на первый ошалевший взгляд. Ряды вмонтированных в стены ламп, расположенных в пяти саженях одна от другой, зажигались один за другим, отодвигая сумрак все дальше и дальше. Словно свет, загородившись невидимым щитом, навалился на темноту и шаг за шагом теснил ее к дальней стене. Которая, к слову, располагалась и впрямь далеко, на расстоянии в половину, должно быть, полета стрелы. И длинный этот тоннель не был загроможден ничем. То есть вообще. Пустой амбар да и только. Разве что в дальнем конце, там, где в углах были распластаны обрывки темени, висели какие-то белые тряпки с нарисованными на них мишенями.

– Рисунки видишь? Ну, которые напоминают круги на воде…

– Я знаю, что такое мишень, – оборвал Тверд очередное проково объяснение, слишком явно попахивающее откровенным издевательством.

– Тогда не смею больше беспокоить, – чуть ли не виновато развел руками гильдиец.

– Надеюсь, ты помнишь, что я это делаю в первый раз? Это я к тому, что мало ли куда еще попаду и что раскурочу.

– Ты удивишься, насколько преувеличиваешь свою целомудренность. Да давай уж, не тяни. Приклад – к плечу. Прижми! Зубы-то повыбивает.

Привыкнуть к тому, что у тебя вдоль тулова болтается перебитая и зудящая ноющей болью рука – это одно. Но попробуй смирись с тем, когда в один прекрасный миг начинаешь понимать: то, что ты ее не чувствуешь вовсе не значит, что она ничего не может делать. И причем делать – самостоятельно. Выпученными глазами Тверд наблюдал за тем, как шуйца его, едва он по совету Прока вдавил ложе арбалета в плечо, вдруг деловито метнулась к продолговатому заусенцу, торчащему сбоку, металлически клацнула им, после чего вцепилась в цевье.

– Когда твоя левая рука касается оружия, в ней срабатывает такая вещица, которая, как видишь, и без тебя может его зарядить и даже навести на предполагаемую цель.

– Сама? То есть у меня теперь из кулака третий глаз, что ли, торчит?

– Я б на это посмотрел. Но до такого пока еще не додумались. Датчик этот лишь определяет вид оружия, а, следовательно, тип патронов к нему, уровень нагрузки на руку и возможную степень отдачи, чтобы поразить цель с максимальной вероятностью.

Последние его слова утонули в оглушительном грохоте. Раздробившись о гулкие стены оружейной, выброшенный из прокова оружия гром, опаленный мазками огненных вспышек, острой болью резанул по ушам. По большей части из-за этого Тверд убрал палец с крючка, обрывая этот терзающий слух треск. Но даже такой смазанный подход к стрельбищу оказался на диво удачным. До Тумана с его луком, конечно, далековато, но по крайней мере дырок в мишени он понаделал почти у самого центрального круга. Именно что дырок. Потому что за одно нажатие на спуск из грохочущего желоба выметнулось сразу несколько стрел. Легли кучно. Что тоже странно. Для новичка.

– Чего рожу кривишь? – усмехнулся гильдиец. – Не очень ощущения? А так всегда бывает, когда стреляешь в закрытом пространстве. К этому тоже нужно быть готовым. Ну, или предварительно присобачить к стволу такую вот вещицу.

И он жестом фокусника выудил откуда-то из-за спины продолговатую цилиндрическую железку.

Тверда так и подмывало навести оружие прямо на рожу гильдийца и проверить, сможет ли тот схватить эти чудные стрелы, вылетающие в дребезге громовых раскатов, зубами. И хрен с ним, что уши заложит еще раз. Единственное, он имел сильные сомнения на тот счет, не разорвется ли при таком раскладе этот самострел прямо в его руках.

– А если я топор схвачу? – проворчал он, стараясь подобрать такой тон, чтобы фраза эта прозвучала как можно более угрожающе.

– То будешь прав. Колун тебе больше к лицу. А новой руке твоей, если ты ее реакцию имеешь в виду, до одного места, что ты схватишь. Возьмешь меч, поможет лучше владеть даже самым ржавым из них. Поможет! Чувствуешь разницу? Не все сделает за тебя, а всего лишь облегчит задачу.

– Жаль, что я больше десницей привык орудовать.

– Жаль? – хохотнул Прок, и не пытаясь скрыть издевку в голосе. – Да если бы я ни с того ни сего стал вдруг орудовать обеими руками одинаково, то мне жаль точно бы не было. Ну, или примерно одинаково, – добавил он, заметив недоверчивый взгляд Тверда, когда тот покосился на искореженную свою шуйцу, забранную в черную кожу перчатки.

– Знаешь, сколько лет я учился хотя бы сносно владеть мечом правой рукой? А тут – засунул в руку какую-то хреновину – и все?

Прок хмыкнул, подошел к еще одному железному сундуку, чем-то там снова лязгнул, пискнул, клацнул – и достал из него два меча. Коротких, нордских, почти без крестовины. Один из них непринужденно бросил Тверду. Судя по всему, это был любимый его прием в обращении с оружием.

– Пойдем проверим.

Многолетний воинский инстинкт Тверда мирно подремывал, наблюдая, как клинок лениво летит в его сторону. И в тот момент, когда он уже готов был привычно раскрыть навстречу ему правую ладонь, вперед вдруг метнулась левая. И прочно обхватила рукоять.

– Мечи-то у вас, надеюсь, обычные? Не плавятся прямо в руках? – с опаской поглядывая не то на рукоять меча, не то на непринужденно сжимающие ее пальцы, поинтересовался Тверд. Он постарался осторожно крутнуть клинком, давая запястью привыкнуть к его весу, форме и балансу. Хотел-то осторожно, а вышло так уверенно и непринужденно, что кентарх сам засомневался – а точно ли до этого дня не был левшой?

– Сомнения, друг мой, один из двигателей прогресса, – философски заметил гильдиец, легким шагом двигаясь к центру стрельбища, разминая при этом плечи и со свистом выписывая перед собой гудящие узоры клинком. – А прогресс еще никого не доводил до добра. Уж мне-то в том можешь поверить. Так что реже сомневайся и не мозоль язык лишними вопросами.

* * *

Не будь тут Прока – по-прежнему лысеющего и топящего глаза в сети морщин при каждом выражении эмоции, – он бы находился в полной уверенности, что помер. Все то, что сейчас его окружало, никак не могло быть из этого мира. Мира, в котором он родился и который, как он был убежден до сего дня, знал досконально, со всех его приглядных и не особенно сторон.

Откуда брался этот свет, который не могла бы дать ни одна, даже самая огромная люстра во дворце базилевса? Как работали их треклятые громыхающие арбалеты и почему броню гильдийцев не мог взять ни один клинок?

Да, в конце концов, как можно было вернуть ему потерянную напрочь руку? Да не просто вернуть, а сделать ее саму по себе одним из наиболее грозных видов оружия, с которыми Тверд когда-либо сталкивался?