Последний переход - Всеволод Глуховцев

Он обернулся и увидел бледные лица Павла и Аркадия, лежащих, изготовившихся к бою. Но не это поразило его до глубины души – а его и вправду поразило именно так, до самой глубины.

А вот что: Юра остановился и смотрел на них всех, на упавших, с полуулыбкой – и лицо его никак не было рожей деревенского дурачка, серые Юрины глаза смотрели грустно и мудро, они знали то, что было неведомо никому из них, никому другому, ни одному человеку на Земле.

Юра поднял взор и улыбнулся шире. Егор повернул голову вслед его взгляду…

И что он увидел?

Да ничего.

То есть никакой выжженной степи, злого солнца войны, никакой цепи вражеских солдат. Была тайга, светлые стволы сосен, хвойные шапки на их вершинах, солнце ласковое, согревающее спины, напряженно выгнутые в готовности вступить в бой.

Егор почувствовал, что его спина расслабляется в чудовищном облегчении. И руки-ноги враз ослабли, точно в них исчезли кости. Захотелось упасть, голову уронить щекой в траву.

Но вместо того поднялся с трудом на ватные ноги.

– Ну как зрелище? – попытался сострить он, голос сорвался, звучал дико, хрипло.

– Эффектно, – подтвердил Забелин, встал и машинально отряхнул колени. – Кино и немцы!.. Это я не про тебя, Аркан, не думай… А кстати, кто стрелял, хотел бы я знать? Ты?

– Я. – Аркадий виновато шмыгнул носом. – От неожиданности. Так прямо… – Он не договорил, покачал головой.

– Робин Гуд, – Княженцев осклабился. – Шмальнул у меня над ухом… Я услышал, как одна пуля свистнула.

– Ну, это ты, брат, врешь, – уверенно заявил Павел. – Этого не слышишь.

– Да почему… – заспорил Аркадий, но Егор остановил его.

– Подожди, мужики, – сказал он. – Юра! А ну-ка, растолкуй нам, что это было. Ты знаешь это?

Юра отрицательно мотнул головой. Ничего из того, что увидел несколько секунд назад Княженцев, не осталось в нем – опять это был лик придурка, с пустыми глазами, сопливым носом, мокрым ртом.

– Не знаешь? – Егор повторил нетерпеливо.

– Ничего не было. – Юра шумно втянул сопли вглубь. На Егора он не смотрел, глаза скосились влево.

– Как это – ничего? – Павел вскинул брови.

Подошел, чуть прихрамывая, Беркутов.

– Подожди, Пабло. – Княженцев отмахнулся. – Юра! Слушай. Ты видел сейчас все это: степь, война, враги?.. Вот Аркадий стрелял в них. Ты слышал, как он стрелял?

– Аркан стрелял. Юра слышал.

– Ага. Так в кого он стрелял?

– Зря стрелял. Испугался. Бояться не надо.

– Вот это верно, – ввернул Павел.

– Подожди ты, я тебе говорю! Юра, послушай…

– Не надо бояться, – непреклонно заявил Юра. – Не боишься – их нет.

– А если боишься? – негромко спросил Беркутов.

– Тогда плохо. – Юра даже нахмурился. – Боишься – они есть. Злые, плохие. Убить могут.

Княженцев перевел дыхание.

– О гос-споди…

– По-моему, все ясно, – сказал Беркутов.

– Разъясните нам, – попросил Забелин.

– Если я правильно понял, конечно, – вежливо оговорился Сергей Аристархович. – Дело вот в чем: эти картины, они… как бы галлюцинации, мороки такие. Они, очевидно, крутятся вокруг нас, вокруг людей вообще, и в обычном мире, так сказать. И иногда прорываются – действительно в виде галлюцинаций…

– Онейроидное смещение сознания, – вспомнил Егор.

– Примерно так. – Беркутов усмехнулся. – Ну а здесь, естественно, этим онейроидам полное раздолье, вот они и буйствуют, являются любому.

– А вы прежде их видели? – Аркадий прищурился со значением.

– Нет, никогда. – И Сергей Аристархович вновь усмехнулся, давая понять, что видит двойное дно вопроса. – Намёки, тревоги – такое было, но столь явно… Полагаю, это говорит о том, что мы приближаемся.

Однако Кауфман смотрел глубже.

– Возможно. Но почему же тогда там, в бараке… там все было по-другому? Юра, скажи: почему те были, а этих, ты говоришь, нет?

Ну, Юра объяснил, как ему и полагается:

– Те другие.

– Они, видимо, более реальные, чем эти, – помог с объяснением Беркутов.

Егор вздохнул.

– Гипотезы плодятся… Да, но это было нечто, доложу я вам! У меня до сих пор руки-ноги как не свои.

– Сурово, – согласился Павел. – И что, нас на пути еще будут поджидать такие вот сюрпризы?

Беркутов пожал плечами.

– Наверно, да, но их не должно быть очень много. Я думаю, мы почти у цели.

Недолго помолчали, вслушиваясь каждый сам в себя. Егор спросил Аркадия:

– Что твой внутренний голос глаголет?

– Заткнулся, поганец, – отвечал тот.

– Так, ладно, а Юра что скажет? – обратился Княженцев к «полупроводнику».

– Что Юра должен сказать? – вопросом на вопрос отыграл Юра – от Аркадия, что ли, успел набраться способностей к словоблудию.

– Должен сказать, сколько нам еще идти до озера, до Зираткуля!

– Юра не знает.

– Кстати, – вмешался Аркадий. – Обратите внимание: мы ведь не в том месте, где нас застало это чертово видение.

– Вот как? – Егор удивился, огляделся. Для него слова Кауфмана оказались открытием. – Слушайте, а ведь и правда!

Тут повнимательнее огляделись все. И верно: в горячке первых после шока минут не заметили, что они находятся совсем в другом месте.

– Видимо, это пространственно-временное смещение, – только и осталось сказать Егору, разведя руками.

– Не было печали… – пробормотал Павел. – И куда, интересно, нас сместило?

– Полагаю, что все-таки в сторону озера, – ответил Беркутов, а когда его спросили, на чем его уверенность основана, он скривился, погладил ладонью бороду и сказал, что это вовсе не уверенность и не основана она ни на чем.

– Ну да и хрен с ней, – не огорчился Забелин. – Не будем мозг и засорять… А пока треба двигать.

– Сейчас еще какое-нибудь кино увидим, – Аркадий сказал об этом совершенно спокойно, как ни в чем не бывало, как о чем-то само собою разумеющемся…

* * *

И вновь оказался провидцем на все сто. С десяток шагов (наши путники отныне старались держаться кучкой) – и вновь тайга исчезла, только теперь вместо нее появилась не степь, а другой лес. Это был густой лиственный лес умеренных европейских широт: дубы, вязы, осины, тисы, буки. Могучий, девственный лес: видно, что люди еще не успели вырубить и изгадить его. Но все-таки люди здесь были – конечно же, первое, что сразу увидели путешественники, что сразу бросилось им в глаза – был не лес, а люди на поляне, образовавшейся естественным путем, там, где деревья расступились отчего-то.