Вдова Клико - Хелен Фрипп

неоценимые сведения от конкурентов. Мадам Оливье была замужем за одним из столпов каббалы реймсских виноделов, а мадемуазель Вар — так стеснительна и незаметна, что никому и в голову не приходило заподозрить ее в шпионаже, когда она со смущенной улыбкой спрашивала о последних новостях.

Проблеск света. Зима была суровой, но черные лозы храбро отбили атаку холодов, и теперь, в марте, Николь тряслась над свежими маленькими побегами и прикидывала, сколько осталось времени до срока сделки с Моэ-том. От Луи все еще не было никаких известий. Почти пять лет прошло со времени его ареста, и приходилось поверить, что его нет в живых. Чтобы об этом не думать, Николь с головой ушла в работу. Если Луи больше нет, то все, что осталось от ее сердца, ушло вместе с ним, и исчезли все ее надежды законно отделаться от Моэта, когда осенью наступит срок договора.

Ей оставалось только одно — продолжать работать.

Она достала бутылку прошлого года, которую отметила при закладке. Николь попросила свой комитет оценить этот бленд, и все согласились, что да, он хорош и это молодое шампанское будет иметь аромат белых цветов, вкус хрустящего белого хлеба и мяты. Она поднесла его к свече и, глядя на пену, улыбнулась:

— Луна свою работу сделала.

Ей представилось, что бы сказал по этому поводу мсье Моэт: «Как раз идет вторичное брожение. Внимание к подробностям, тщательное соблюдение правил. А разговоры о луне — суеверная чушь невежественных крестьян».

Сейчас они с Франсуа закружились бы в вальсе по погребу, празднуя успех, и работники посмеивались бы, прикрываясь руками. Все лучшие вина делались с любовью.

Сестра Николь счастливо вышла замуж и стала богатой домохозяйкой. Почему же Николь не может удовлетвориться такой жизнью? Ее родители все время о ней волновались, но понимали, что не стоит и пытаться переубедить. Еще они чувствовали ее ответственность перед делом и перед работниками. И перед Ментиной, которая сейчас изо всех сил училась в школе-пансионе. Ее дочь сама просила отправить ее в это элитное заведение Парижа и проявляла огромную склонность к знаниям. Как же можно сдаться и начать поучать, что девушке нельзя мечтать о том же успехе, что и юноше? Нет, Николь просто должна продолжать делать то, что делает.

Осторожно положив бутылку на место, она поднялась по ступеням погреба, заперла дверь и вышла на вечерний воздух — заканчивать свой одинокий день. Теперь она спала беспокойно и поэтому каждый вечер обходила границы своих виноградников, пытаясь заглушить тревогу усталостью.

На виноградниках ботинки сразу отяжелели от налипшей глины и мела, роса промочила лодыжки, когда ей пришлось подобрать юбки на знакомых меловых тропинках. Николь шла, пока не скрылись огни давильни и погреба, и только лозы винограда окружали ее. Дойдя до сарая без крыши, она легла на землю — посмотреть на звезды. Почва холодила затылок, под волосами чувствовался песок. Она погладила липкую бледную землю и стала смотреть в бархатное небо.

Над самым горизонтом висела падучая звезда, и Николь, прежде чем загадать желание, хотела посмотреть, как она рассыплется и умрет. Но она не рассыпалась, не гасла. Николь смотрела, пока у нее руки и ноги не окоченели, но звезда оставалась на месте — яркий шар с хвостом, снесенным в сторону. Она проверила созвездия — все на месте. Орион, ее рыцарь, напомнивший о Франсуа, холодный и хрупкий, но незамутненный. Хвост у этой звезды был раздвоенный, а вокруг яркого шара — каскад рассыпающегося света, как искрящийся занавес. Точки света переливались в границах тонких пузырьков, устремляясь прочь от центральной сферы. Николь представила себе свое идеальное шампанское: «первый нос» — апельсиновая корка, бриошь, пшеница, персик; «второй нос» — молочная тянучка, мед, орех, ваниль.

Какое-то едва заметное движение отвлекло ее внимание от неба. Она огляделась и увидела, что мешковина в углу шевелится. Николь замерла на месте и подобралась, готовая бежать.

Мешковина сдвинулась, упала набок, и под ней оказался человек такой изможденный, что едва смог сесть.

— Интересуешься, что там за фигня на небе? — спросил он.

Взгляду него был дикий. Лицо покрыто коркой грязи и гноящимися язвами. Но этот голос она узнала бы где угодно. Легкий немецкий акцент, и выражений не выбирает. Сердце Николь взмыло к небесам.

— Луи! Ты здесь, ты вернулся! Господи, ты живой!

Он был кожа да кости, хрупкий, как цыпленок, только что вылупившийся из яйца. Она хотела его обнять, но побоялась причинить ему боль.

— Есть шанс найти тут что-нибудь пожрать и выпить? — спросил он.

— Боже мой, я думала, что ты погиб! Сейчас будет тебе пир, и винтажное шампанское, и вообще все что угодно! Где ты пропадал? Как здесь очутился?

— Я все потерял…

— Ты спас меня от Моэта уже тем, что вернулся. Все остальное мне безразлично.

— Кстати, это комета.

— Какая комета?

— Падающая звезда, которая не падает. Это комета. Работники прямо сейчас гладят заячьи лапки и прибивают подковы — потому что она знаменует несчастья. — Он искоса глянул на Николь. — Мне она пока что принесла удачу.

— Ты едва сидишь, я достану повозку. Милый мой, дорогой мой Луи, сейчас долго объяснять, но никто не должен знать, что ты вернулся. Пока мы не составим план.

— И почему я не удивлен? У тебя никогда ничего не бывает просто. — Он дрожал от холода, голос был едва ли громче шепота.

Она сняла с себя плащ и обернула его. Луи вздрогнул, ощутив его тяжесть.

— И пальцем не шевели, и не смей снова исчезать. Я вернусь с одеялами и повозкой, поживешь пока у Антуана и Клодины, они поставят тебя на ноги. И помни: я хочу знать всё! — Николь послала ему воздушный поцелуй и побежала домой, не замечая обжигающе холодного ветра.

Добежав до конюшни, она снова посмотрела на горизонт. Комета была на месте. То есть это значит, что Луи действительно вернулся. Ее шампанская комета, а Луи жив!

Поспешно оседлав Пино, она умчалась за помощью.

* * *

Антуан и Клодина окружили Луи вниманием и заботой. Николь предоставила им все, что было необходимо для ухода за ним. А так как он оставался в постели и никуда не выходил, то скрывать его возвращение не составило труда. Первые несколько дней он почти все время спал, но эти дни прошли, побеги лоз окрепли, и Луи начал рассказывать.

Николь приходила каждый вечер и приносила дрова, так что Антуан и Клодина могли себе позволить топить ради Луи. Сидя у огня и глядя на пламя, она на время забывалась,