Месть по-французски - Энн Стюарт

— Уйди, если не хочешь, чтобы пострадал твой наряд, — еле выговорила Жаклин. — Мне сейчас дурно станет.

— Разумный совет, дорогая. Но сначала прими этот знак уважения.

Господи, да неужели он все-таки начнет приставать к ней?! Но Блэкторн был слишком умен для этого. Он просто сунул ей в руки таз и вышел. Вовремя.

— А где Мамзель? — спросил Тавернер, появившись на пороге маленькой каюты, которую, как понял Николас, ему теперь до конца путешествия предстояло делить со слугой.

— В своей каюте. Думаю, мы теперь не услышим от нее ничего, кроме стонов, пока не приплывем, — сказал он небрежно, наливая в бокал бренди, которое захватил с собой. Он протянул бутылку Тавернеру, но тот покачал головой.

— Мне вот что интересно, — сказал Тавви, тяжело усаживаясь напротив него. — Какого рожна вы потащили ее с собой?

Губы Николаса искривила неприятная улыбка.

— Я думаю, что ответ очевиден.

— Нет, сэр, совсем нет, — решительно сказал Тавви. — У вас было достаточно времени поразвлекаться с ней, пока я там все разузнавал. А она ведь не бог весть какая красавица, да и в любовных утехах наверняка не так-то много смыслит.

— Ну что ж, пожалуй, — согласился Николас.

— Тогда что же? Зачем вы тащили ее с собой через всю Англию и Шотландию? Почему выбрали эту старую посудину, вместо того чтобы плыть на приличном корабле во Францию? Почему вы не оставили ее в Дунстере? Ваша кузина и ее кавалер нашли бы ее, забрали с собой в Англию, и все было бы в порядке. Не понимаю, зачем все это.

Николас вздохнул:

— Не уверен, Тавви, что должен давать тебе отчет.

— Может, вы хотите ей отомстить? Правда, она пробовала убить вас. Но я-то вас знаю, вы на нее зла не держите. Куча женщин, да и мужчин тоже, хотела бы вас убить, и должен сказать — довольно справедливо. Почему вы не отпустите эту несчастную крошку?

Николас улыбнулся так, что любой другой на месте Тавви струсил бы.

— Несчастную крошку? — переспросил он. — Не думал, что она произвела на тебя такое впечатление, Тавви. Разве мы говорим не о той женщине, которая ударила тебя по башке бадьей и оттащила в кусты?

— Да, она боевая, ничего не скажешь. Я просто не люблю, когда карты подтасовывают.

Николас очень осторожно поставил свой бокал.

— Как давно ты меня знаешь, Тавви?

— Больше десяти лет, сэр.

— Обойдемся без «сэра», Тавви. Ты ведь задаешь вопросы, какие ни один слуга не посмел бы задать, — поэтому давай говорить на равных. Почему ты думаешь, что я должен отпустить ее? Откуда этот приступ жалости?

— Мне и в самом деле ее жалко, — упрямо сказал Тавернер. — Но что бы вы ни делали, она не сдается. Мне даже как-то и не хочется, чтобы она сдалась.

— Да ты романтик, Тавви! Не знал, — пробормотал Николас. — Беда в том, что я чувствую то же самое. Странно, правда?

Тавви кивнул.

— Я не только о ней беспокоюсь. Но и о вас.

Николас широко открыл глаза от удивления:

— Страшно интересно, Тавви. Ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было, включая моих родителей. Почему ты обо мне беспокоишься?

— Она вас погубит.

— Не глупи! Такая-то кроха? Чтобы погубить меня, нужен кто-нибудь покрепче, чем эта маленькая упрямая француженка. — Он холодно улыбнулся. — Если хочешь знать, я все пятнадцать лет ищу того, кто мог бы погубить меня. Но успеха пока не добился. Почему меня должно беспокоить, что Жаклин де Лорне преуспеет там, где я сам и все прочие потерпели неудачу?

— Она делает вас слабым, — заявил Тавернер. — Я видел, как вы на нее смотрите, когда она чем-нибудь занята. Вы становитесь похожи на лунатика.

Николас засмеялся:

— Значит, ты думаешь, Тавви, что я одурел от любви? Да ты просто не в себе!

— Я-то в себе. Это вы… не похожи на самого себя. Вы за все это время с ней даже ни разу не переспали. Правда ведь?

— Ну ты и нагл, черт бы тебя побрал, Тавви! — сердито сказал Николас. — Это не твое дело. А что, если она меня просто не привлекает?

— В свое время вы ни одной не пропускали, — огрызнулся в ответ Тавернер. — Она в вашей власти вот уже почти неделю, а вы к ней под юбку не залезли. Вы тащите ее с нами на континент, оставляете одну в каюте и хотите, чтобы я не волновался?

— У нее морская болезнь, Тавви. В таком состоянии она никуда не убежит. Но хочу успокоить тебя: я овладею ею, как только мы окажемся на твердой земле. Можешь понаблюдать, если хочешь.

— Я уже понаблюдал. И думаю, что вы вряд ли захотите, чтоб при этом присутствовали зрители.

Николас сдерживался все с большим трудом:

— Тебе что, она самому пришлась по вкусу? В конце концов, она всего лишь кухарка. Вполне сгодится для слуги. Может, тебе захотелось утихомириться, завести кучу детей, стать дворецким?

Тавернер покачал головой:

— Она не для такого, как я, и вы это прекрасно знаете. Я ведь за версту вижу благородное происхождение, неважно, французы это или англичане. Жаклин — не просто служанка. Между прочим, я тоже могу вам кое-что сказать.

— Похоже, ты намерен продолжать независимо от того, хочу ли я тебя слушать, — вздохнув, сказал Николас.

— Да, хочу. Она для вас, сэр! Она это знает и потому борется как сумасшедшая. Вы тоже это знаете, и если у вас хоть что-то осталось в голове, то бросьте ее за борт. Она погубит вас, Блэкторн. Уничтожит и вас и меня, если вы от нее не отделаетесь.

— Бог мой, не будь так мелодраматичен! Под силу ли это маленькой француженке?

— Вы в нее влюбитесь, — безнадежно сказал Тавернер. — Она этим воспользуется, а потом бросит вас. Они все так делают. И в следующий раз во время дуэли вы не будете осторожничать. Или на скачках, когда будете брать барьер. И тогда вам конец.

— Тавви, — терпеливо сказал Николас, — я и сейчас не осторожничаю во время дуэлей и скачек. Я со смертью уже лет десять флиртую и все никак ее не догоню. Если общение с Жаклин де Лорне этому поспособствует, я буду только рад. Давай-ка лучше выпей. Тебе это необходимо сейчас.

— Нет, спасибо, — с достоинством сказал Тавернер, поднимаясь. — Но подумайте над тем, что я сказал. Если вы до сих пор так и не переспали с ней, то лучше оставьте ее, когда мы приплывем в Голландию.

— Мой дорогой Тавви, когда это я беспокоился о своей безопасности? — пробормотал Николас.

Тавернер удалился. Ругаясь себе под нос, Николас, нахмурившись, смотрел ему вслед. Черт бы его побрал, но ведь в том, что он говорил, была большая доля правды. Николас чувствовал, что позволил Жаклин проникнуть себе в душу, стать ему ближе, чем любая из женщин в его полной приключений жизни. За исключением молоденькой французской девушки, которую он знал сто лет тому назад.