Слуги правосудия - Энн Леки

— Двести три года, четыре месяца, одну неделю и пять дней назад, мой лорд, — солгала я, уверенная теперь в важности этого вопроса.

— Покажи мне свои воспоминания о происшествии в храме, — приказала Мианнаи, и я подчинилась.

И опять солгала. Почти каждое мгновение тех индивидуальных потоков воспоминаний и данных осталось неизменным, но тот миг ужаса и сомнения, когда один сегмент опасался, что ему, возможно, придется застрелить лейтенанта Оун, непостижимым образом отсутствовал.

Кажется таким простым, когда я говорю «я». В то время «я» означало «Справедливость Торена», весь корабль и все его вспомогательные компоненты. Компонент мог быть сосредоточен на том, что делает в некую минуту, но он был отделен от меня не в большей степени, чем моя рука, когда она занята выполнением задачи, которая не требует от меня полной сосредоточенности.

Почти двадцать лет спустя «я» станет отдельным телом, отдельным мозгом. Это разделение: я — «Справедливость Торена» и я — Один Эск — не было, как я решила по зрелом размышлении, внезапным расколом, оно не произошло в некое мгновение, до которого «я» была одной, а после «я» стало «мы». Это всегда было возможным, всегда вероятным. Против этого принимались меры предосторожности. Но как же возможность превратилась в реальность, стала чем-то бесспорным, безвозвратным?

На поверхности ответ прост: это произошло, когда весь корабль «Справедливость Торена», кроме меня, был уничтожен. Но когда я приглядываюсь внимательнее, я вижу трещины повсюду. Внесло ли свой вклад пение, которое отличало Один Эск от всех остальных подразделений на корабле и, несомненно, во всех флотилиях? Возможно. Или не является ли всякая личность совокупностью частей, удерживаемых вместе удобным или полезным описанием, которое в обычных условиях никогда не обнаруживает своей ложности? А может, это на самом деле ложь?

Я не знаю ответа. Но я понимаю, что, хотя и вижу намеки на потенциальный раскол, уходящие в прошлое на тысячу или более лет, это лишь взгляд в прошлое. Впервые я заметила малейшую возможность, что я — «Справедливость Торена» и я — Один Эск могу не быть одним и тем же, когда «Справедливость Торена» отредактировала воспоминания Один Эск о бойне в храме Иккт. В то мгновение я — «я» была этим поражена.

Это затрудняет пересказ этой истории. Потому что «я» по-прежнему была собой, единой, одним целым, и тем не менее я действовала против самой себя, вопреки своим интересам и желаниям, иногда тайно, обманывая себя о том, что я знала и делала. И мне трудно даже сейчас понять, кто какие действия осуществил или кто какой информацией обладал. Потому что я была «Справедливостью Торена». Даже когда не была ею. Даже если я больше ею не являюсь.

Наверху, на палубе Эск, лейтенант Дариет попросила разрешения войти в каюту лейтенанта Оун и обнаружила, что Оун лежит на койке, уставившись невидящим взглядом в потолок и заложив за голову руки в перчатках.

— Оун, — начала она, умолкла и грустно улыбнулась. — Я пришла полюбопытствовать.

— Я не могу говорить об этом, — ответила лейтенант Оун, все еще глядя вверх, охваченная ужасом и гневом, но не давая этим чувствам отразиться в голосе.

В кают-компании Вар Мианнаи спросила:

— Каковы политические симпатии Дариет Сулейр?

— Я полагаю, что у нее таковых нет, — ответила я ртом Один Вар.

Лейтенант Дариет вошла в каюту лейтенанта Оун, села на край койки, возле ее ног без ботинок.

— Не об этом. Есть ли что от Скаайат?

Лейтенант Оун закрыла глаза. Все еще напуганная. Все еще рассерженная. Но ее чувства несколько изменились.

— С чего бы это?

Лейтенант Дариет помолчала три секунды.

— Мне нравится Скаайат, — сказала она наконец. — Я знаю, что ей нравишься ты.

— Я была там. Это было удобно. Ты знаешь, мы все понимаем, что вскоре уедем, и как только это произойдет, у Скаайат не будет причины тревожиться о том, существую я или нет. И даже если… — Лейтенант Оун умолкла. Сглотнула. Сделала вдох. — Даже если бы это ее волновало, — продолжила она, и ее голос звучал чуть менее уверенно, чем прежде, — это не будет иметь никакого значения. Я — не та, с кем она захочет связываться, больше нет. Если я была такой когда-либо.

Ниже Анаандер Мианнаи сказала:

— Лейтенант Дариет кажется сторонником реформ.

Это меня озадачило. Но у Один Вар не было своего мнения, поскольку это всего лишь Один Вар, и он никак телесно не откликнулся на мое замешательство. Я осознала — внезапно, ясно, — что использовала Один Вар как маску, хотя и не понимала, почему или как я это делаю. Или почему эта мысль пришла мне на ум сейчас.

— Прошу прощения у моего лорда, но я не рассматриваю это как политическую позицию.

— Неужели?

— Да, мой лорд. Вы приказали осуществлять реформы. Верноподданные граждане будут их поддерживать.

Одна Мианнаи улыбнулась. Другая встала, вышла из кают-компании и отправилась по коридорам палубы Вар, пристально все рассматривая, но молча и не обращая внимания на сегменты Один Вар, мимо которых проходила.

Лейтенант Дариет скептически молчала, и лейтенант Оун проговорила:

— Тебе легко. Никто не думает, что ты становишься на колени ради каких-то преимуществ, когда ты отправляешься с кем-нибудь в постель. Или что ты задираешь нос. Никто не спрашивает, о чем только думал твой партнер или как так вышло.

— Я тебе уже говорила, что ты слишком чувствительна к этому.

— Неужели? — Лейтенант Оун открыла глаза, приподнялась на локти. — Откуда ты знаешь? Ты много раз такое испытывала? А я — да. Все время.

— Это, — сказала Мианнаи в кают-компании, — более сложный вопрос, чем многие осознают. Лейтенант Оун — сторонница реформ, несомненно. — (Я пожалела, что у меня нет физических данных от Мианнаи, чтобы я могла объяснить резкость, прозвучавшую в ее голосе, когда она упомянула лейтенанта Оун.) — И Дариет, наверное; хотя насколько сильно она их поддерживает — это вопрос. А остальные офицеры? Кто за реформы, а кто против?

В каюте лейтенант Дариет вздохнула.

— Я просто думаю, что ты слишком беспокоишься об этом. Кому интересно, что говорят такие люди?

— Легко не беспокоиться, когда ты богата и равна по социальному положению таким людям.

— Это не должно иметь значения, — настаивала Дариет.

— Не должно. Но имеет.

Лейтенант Дариет нахмурилась. Она была недовольна и разочарована. Такие разговоры уже случались прежде, и всякий раз они проходили одинаково.

— Ладно. Не важно. Тебе следует отправить Скаайат послание. Что ты потеряешь? Если она не ответит, значит не ответит. Но может быть… — Лейтенант Дариет чуть приподняла плечо и руку. Этот жест означал: рискни — и увидишь, какие карты сдаст тебе судьба.

Если бы я промедлила в ответе на вопрос Анаандер Мианнаи даже секунду, она поняла бы, что коды замены не работали. Один Вар был весьма, весьма невозмутим. Я назвала нескольких офицеров, которые имели определенные мнения — за или против.