Молилась ли ты на ночь? - Елена Логунова

Я посмотрела на погоны, украшающие его тулуп, и тихо чертыхнулась. Не умею я разбираться в воинских званиях! Никогда не понимала, почему бы служивым не придумать какую-нибудь более простую и ясную систему демонстрации собственной важности, чем погоны, шевроны и разные там аксельбанты? Папуля неоднократно пытался объяснить мне принцип обозначения воинских званий, но я усвоила только, что у лейтенанта на погонах две звездочки и у подполковника тоже две, но побольше. И еще у кого-то бывает две звезды не поперек, а вдоль погона, не помню, у прапорщика, что ли? Спрашивается, как тут не запутаться? Я бы предложила главнокомандующему спороть с погон подчиненных все эти звезды и полоски и просто вышить там буквы, соответствующие званиям: «л» – лейтенант, «к» – капитан, «м» – майор и так далее. Но папуля, выслушав мое рацпредложение, долго смеялся, а потом сказал, что идея неплохая и даже остроумная, но высшие военные чины ее не одобрят. Генералам не понравится носить погоны с вышитой на них буквой «г», их солдаты и без того разными нехорошими словами называют – за глаза, конечно.

Я же, глядя в колючие глаза усатого милицейского дяди, не знала, как правильно к нему обратиться, и поэтому сказала так:

– Здравия желаю, господа хорошие! Я знакома с покойным и знаю, где он живет, – тут я сообразила, что сморозила глупость, и поправилась:

– То есть где он жил.

– Фамилия?

– Фамилию его я не знаю.

– А свою?

– Свою, то есть мою? Кузнецова, Инна Борисовна Кузнецова!

Посторонним людям я никогда не представляюсь настоящим именем. Индия – это для узкого круга родных и близких.

– Рассказывайте, Инна Борисовна, – вздохнул усач.

– А вас как зовут? – спросила я, желая знать, как обращаться к собеседнику.

Не могу же я бесконечно титуловать его «господин хороший»!

– Прапорщик Грицай.

Я благоразумно удержалась от вопроса, что такое Грицай – имя или фамилия. В данный момент это было несущественно.

– Товарищ прапорщик Грицай, я этого парня сегодня уже видела, – сказала я строго по теме. – Это сосед моей сослуживицы Томочки, она живет как раз в том дворе.

– Адрес?

– Ой, я сейчас точно не вспомню, но могу показать. Давайте туда проедем, а?

Прапорщик Грицай и его напарник не горели желанием совершить автомобильную экскурсию. Я поднажала:

– Видите ли, с той самой моей сослуживицей сегодня утром случилась беда, ее кто-то избил и изнасиловал, прямо в доме, она уже и в милицию заявила, – зачастила я, торопясь объяснить равнодушным мужикам всю важность происходящего. – Этот парень, который теперь покойник, обещал после случившегося приглядывать за Томочкой и никого к ней в квартиру не пускать. Повторяю, это нынче днем было. А вечером что происходит? Парень вылетает из дома в одних тапочках и бежит по улице с криком «Держите!» вдогонку за джипом. А джип разворачивается и сбивает парня насмерть! Я думаю, уж не случилось ли еще чего-нибудь с Томочкой?

Прапорщик Грицай сдвинул на одно ухо теплую шапку и почесал голову.

– Я, наверное, непонятно объясняю, – огорчилась я.

– Да нет, все понятно, – ответил молчавший дотоле водитель. – Васильич, может, подскочим, посмотрим?

Он с симпатией поглядывал на меня в зеркальце заднего вида. Я приободрилась: все-таки встретился добрый человек, готовый помочь красивой девушке, попавшей в трудную ситуацию.

– Ну, давай подскочим, – без особой охоты согласился прапорщик. – Но вам, Инна Борисовна, придется с нами прокатиться.

– Конечно, конечно!

Водитель увидел мой энергичный кивок все в том же зеркальце и тронул машину с места.

– Вот туда, под эту арку! – направляла я. – Дом, где парикмахерская и игорный клуб, второй подъезд.

Дверь упомянутого подъезда, невзирая на мороз, была распахнута настежь. Мне это очень не понравилось, и я прыгнула в лифт, не дождавшись неторопливо шествующих милиционеров. Только кабина пошла вверх – затрезвонил мобильник.

– Алло?

– Дюха, мы не поняли, тебя арестовали, что ли? – удивленно и недоверчиво спросил Зяма.

– Нет-нет, не волнуйтесь, я сама сдалась!

– С повинной пошла? – заинтересовался братец. – А в чем конкретно будешь каяться?

– Ни в чем! Я неправильно выразилась, это не менты меня увезли, а я их попросила съездить со мной к Томочке, – объяснила я. – Понимаешь, этот парень, которого сбил джип, ее сосед по дому.

– И что?

– Потом поговорим!

Лифт остановился, я шагнула на площадку и сразу увидела, что обе двери – и Томочкина, и соседская – приоткрыты. Только за Томочкиной никого не было, а за соседской стояла пожилая женщина в домашнем халате и тапках в виде игрушечных собачек. Их можно было принять за щенков бассета Барклая – настолько очевидное сходство.

– Санечка, это ты? – позвала женщина в потешных тапках, подслеповато щурясь.

Я вышла на свет лампочки, и она разочарованно сказала:

– Не ты…

Лифт с укоризненным гудением ушел вниз, за милиционерами. Пусть уж лучше они сами, без меня, расскажут несчастной женщине, где сейчас ее Санечка и что с ним. Ему я помочь уже ничем не могла, а вот судьба Томочки меня живо волновала. Мимо встревоженной женщины я шагнула к другой двери, открыла ее шире и вошла в квартиру, на ходу громко позвав:

– Тома! Ты дома?

Получился смешной стишок, но я даже не улыбнулась. Томочка не откликнулась, я заглянула в комнату – ее там не было.

На лестничной площадке стукнуло и заскрипело: прибыл лифт с прапорщиком и его напарником.

– Инна Борисовна, где вы? – позвали меня.

– Я здесь! – громко крикнула я.

Прапорщик Грицай, тяжело бухая форменными башмаками, протопал в квартиру.

– Ее нет! – растерянно сказала я, выглянув из комнаты.

Прапорщик быстро сориентировался и пошел в кухню.

– Она здесь! – пробурчал он оттуда, добавив к сказанному пару неинформативных, но эмоциональных ругательных слов.

Я поспешно прибежала на голос и уткнулась в широкую милицейскую спину.

– Не подходите, – угрюмо сказал Грицай.

– Но Томочка…

Я встала на цыпочки, поверх плеча прапорщика заглянула в кухню, ахнула и привалилась к стене.

Томочка, похожая на сломанную куклу Барби, лежала на полу, и даже неквалифицированной медсестре гражданской обороны было ясно, что она мертва.

Глаза ее были широко распахнуты, рот приоткрыт, между зубами высунулся кончик языка. Похоже, Томочку задушили.

– А вот и Дездемона, – в шоке прошептала я.