Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе - Дэвид Хоффман

Ролф стал спускаться. В течение трех с половиной часов КГБ не давал о себе знать. И все же для верности он зашел еще в небольшой сквер рядом с домом. Вдоль ограды тянулись ряды скамеек, и обступившие сквер многоэтажные дома отбрасывали на них густую тень. Ролф рассчитывал, что его присутствие в сквере, так далеко от дома и от посольства, должно подействовать на оперативников КГБ как красная тряпка на быка и если они тут, то должны выпрыгнуть из кустов и схватить его. И лучше, чтобы это произошло сейчас, а не когда он приведет их к Толкачеву. У него не было с собой ни паспорта, ни другого удостоверения личности, но он не боялся задержания. Он мог бы объяснить свое пребывание здесь, и это им ничего не дало бы. Но он не должен привести КГБ к Толкачеву. Ролф посмотрел на часы. До встречи оставалось 12 минут.

Пора идти. Он был на 100 процентов уверен. Ролф встал со скамейки.

И вдруг его передернуло от хлюпающего звука в наушнике, потом еще одного и еще. Это были громкие звуки, явно исходившие от группы наблюдения КГБ. Ролф не понимал, что произошло. Они увидели, как он встал? Он замер, окаменевший и напряженный. Хлюпанье иногда служило сигналом, который один оперативник КГБ посылал другому. Но звуки могли объясняться и чем-то другим, каким-то уличным шумом, может быть в километре отсюда. А может быть, просто криворукий оператор случайно ткнул не в ту кнопку.

Ролф часто повторял слова: “Когда ты невидим, ты невидим”. Для него это значило, что если ты “растворился”, то можешь делать все что угодно — за тобой никто не следит.

Ничего. Никаких признаков людей в сквере. Ролф расслабил плечи и сделал глубокий вдох.

Когда ты невидим, ты невидим.

Ролф обошел кругом место встречи, все еще выглядывая признаки слежки. Место получило кодовое название “Ольга”, оно находилось недалеко от посольства Германии. Он вспомнил свой испуг при виде двух мужчин в песочнице во время первой встречи с Шеймовым; это было полгода назад. Но теперь он никого не видел. Ролф подумал, что место для встречи выбрано удачно: жилых домов рядом мало, какие-то низкие ветхие гаражи, на улице почти безлюдно.

И тут он увидел Толкачева. Ролф изучил его досье вдоль и поперек, а Гилшер подробно его проинструктировал. Он считал, что безошибочно узнает Толкачева в первую же минуту, и представлял, как они тепло поздороваются, увидев друг друга. Но сейчас Ролф шел не навстречу этому человеку, а за ним. Тот выглядел похожим на Толкачева. Ролф почти поравнялся с ним. Мужчина немного сутулился. По плану, они должны были обменяться приветствиями, и в случае правильного ответа Ролф понял бы, что перед ним и вправду Толкачев. Ролф колебался, как поступить. Возможно, перед ним не тот человек, но что мешает поздороваться? Если это другой человек, он, наверное, изумленно посмотрит на него и спросит, о чем вообще речь.

Ролф сказал громко, все еще находясь позади: “Привет от Кати!”

Мужчина повернулся и четко ответил: “Передайте привет от Бориса”.

Это был правильный отзыв. Ролф слегка улыбнулся, посмотрел на Толкачева и протянул руку. Тот пожал ее. Толкачев был в черной куртке и шляпе с полями; он оказался ниже ростом, чем представлял Ролф, — не более 167 сантиметров. У него было лицо крупной лепки, нос с горбинкой, вдавленный у переносицы. На часах Ролфа было 9 вечера. Это была восьмая встреча Толкачева с представителями ЦРУ.

Ролф понимал: сейчас его главная цель — установить доверительные отношения, какие у Толкачева были с Гилшером. Он старался, чтобы его слова звучали тепло и ободряюще. Он передал Толкачеву оперативную записку, которую тщательно готовил, сидя в резидентуре{197}. Он сразу заметил, что Толкачев эмоционально никак не отреагировал. Его лицо осталось бесстрастным.

Затем Ролф сообщил хорошую новость: ЦРУ одобрило “особый запрос” Толкачева на таблетку для суицида после его июньского письма. Гербер давил на штаб-квартиру. “Чего мы не должны допустить, — настаивал Гербер, — так это чтобы от этого вопроса зависел ход всей операции, и мы откровенно обеспокоены, потому что чем дольше откладывается удовлетворение “особого запроса”, тем вероятнее мы с этим столкнемся”{198}. Услышав эту новость, Толкачев, похоже, наконец расслабился. Ролф сказал, что передаст ампулу на следующей встрече. ЦРУ может поместить ее в ручку или во что-то еще, что Толкачев обычно носит в кармане. В резидентуре серьезно беспокоились насчет маскировки. Она должна быть хорошей — чтобы таблетку не могли найти — и простой, чтобы предмет можно было брать с собой при необходимости. Когда Ролф спросил об этом, Толкачев ответил индифферентно: предпочтений у него нет. В оперативной записке Ролф так говорил о таблетке: “Я могу лишь надеяться, что она принесет вам то спокойствие, которого вы желаете”{199}. Он также составил список вопросов для Толкачева: для составления плана его эвакуации нужно было знать размеры одежды и обуви, лекарства, которые принимают он и его семья, список городов и местностей, где ему разрешено бывать, сроки его отпуска.

Толкачев извинился: в летние месяцы ему было труднее выносить документы из института, потому что он не носил пальто. С момента последней встречи с Гилшером в июне он отснял только 25 катушек пленки и теперь передал их Ролфу вместе с запиской на 9 страницах.

Толкачева по-прежнему очень беспокоил вопрос о длинном списке запрошенных им секретных документов на его читательском требовании, там везде стояла его подпись. Он понимал, что этот список является уликой, и выдвинул новую идею. Когда-то он предлагал ЦРУ изготовить ему поддельный пропуск, чтобы обойти систему безопасности. Теперь он спрашивал, не сможет ли ЦРУ изготовить дубликат его читательского требования всего с несколькими запросами? Он тогда найдет способ заменить настоящее требование фальшивым. Толкачев вручил Ролфу нарисованные от руки схемы, пояснения и фотографию, чтобы помочь ЦРУ изготовить такую копию.

Минуты бежали быстро, но у Толкачева еще было о чем рассказать. Он сообщил Ролфу, что приобрел автомобиль — желтые “жигули”, машину рядового советского человека, скопированную с приземистого “фиата”. Толкачев хотел использовать машину во время следующих встреч. Так они смогут разговаривать дольше, не привлекая к себе внимания. Кто заподозрит в чем-то двух приятелей, болтающих в машине? Толкачев также коротко сказал Ролфу, что по-прежнему недоволен теми деньгами, которые ему выплатило ЦРУ, и пообещал написать об этом позже. Однако он напомнил ЦРУ о своей терпеливости уже в письме, переданном Ролфу. “Но хочу лишний раз заметить, — писал он, — что выплаты порциями и затягивание решения финансовых вопросов с вашей стороны не влияет в целом на мое сотрудничество с вами”.

Прошло 15 минут. У Толкачева была еще одна просьба. Он передал Ролфу листок бумаги. Взглянув на него, Ролф увидел, что там по-английски печатными буквами написано: