Четвертый бастион - Вячеслав Демченко

– Никуда твоя Мэри не денется, если только ее не выкрадут казаки, – отмахнулся тот, проверяя содержимое саквояжа. – Но это случится, если она вдруг каким-то чудом окажется среди ночи в траншеях, а я не могу себе представить, что ее может загнать на параллель. Туда и дежурные офицеры носа не кажут.

– Зато я могу, – вздохнул Альберт, – представить. Так что за событие ты мне сейчас рекламируешь?

– О! – воскликнул фотограф, наспех прилизывая рыжеватый с проседью начес на виски. – Это будет сенсация. Правда, в газеты она попадет – меня предупреждали – только после подписания мира, думаю, не раньше чем через месяц.

– И что же это за мина такая с задержкой на милю бикфордова шнура? – фыркнул офицер Бамбл.

Роджер навалился грудью на саквояж, глаза его плотоядно блеснули.

– В общем, мой коллега из французского лагеря Дюран-Бранже договорился, чтобы я сделал снимок в офицерском собрании при штаб-квартире французского главнокомандующего.

– Эка невидаль, – пожал плечами офицер Бамбл. – Частная вечеринка на фронте. Пара ядер, глядишь, дополнит натурный план. Что за эпохальность? Тебе-то это зачем?

– А затем, – жадно потер ладони королевский фотограф, – …что вечеринка будет закрытая. Даже Канробер и Пелисье хоть и в курсе о ней, но официально не приглашены. Спросишь, к чему такие политические пируэты? – хитро прищурился Роджер.

– Ничего не понимаю в балете, но, считай, спросил, – вяло поддакнул Альберт.

– Потому что среди приглашенных будут тайно присутствовать русские офицеры! – торжественно провозгласил Фэнтон.

– Что это, дипломатический раут? Офицеры русского штаба? Свиты императора? – несколько оживился мистер Бамбл: «Все-таки увидеть неприятеля воочию – будет о чем рассказать в Лондоне желторотым кадетам».

– Нет… – с досадой поморщился Роджер. – Не свитские. Не дипломаты вообще. Самые обыкновенные окопники. Бастионное мясо без каких-либо полномочий, кроме как умереть за царя в случае чего. Так что вечеринка, и впрямь, во всех смыслах – частная. И все-таки согласись, как говорят лягушатники – C’est charmante![100]

Консоль IV бастиона

Новость о том, что с молчаливого Bonne chance![101] своего командования русские офицеры принимают приглашение, вдохновила капитана Шарле:

– Отлично! Я знал, что любознательность не может быть наказуема!

– Расскажите это кошке, – фыркнул Илья, но добавил вполне дружелюбно: – Тогда уговоримся по времени, и я пойду предупредить своих егерей, чтоб вас не подстрелили на ужин.

– А ваш приятель? – заглянул за погон на плече штабс-капитан Филипп, не увидев нигде Соколовского. – Он как, идет?

– Всенепременно… – рассеянно кивнул Илья, подкручивая завод брегета. – Такого он не пропустит. Боюсь, правда, что потом вам придется эмигрировать в Россию…

Однако, прежде чем к егерям, должным заступить ввечеру в караулы, Илья Ильич почему-то отправился к саперам.

– Взглянуть на карты, – объяснил он свое появление «обер-кроту» IV бастиона.

– Уж не на четвереньках ли ты собираешься возвращаться из гостей? – хохотнул Василий Александрович, собравшись было похлопать Илью по плечу, но, глянув на свои ладони, бурые от земли, взялся за ветошь. – Ты ихней зеленки[102] стерегись, брат, редкого коварства пойло, – подмигнул он слезящимся глазом, красным то ли от недосыпа, то ли уже с непривычки к дневному свету.

Панибратство им вполне дозволяло и долгое знакомство, и равенство в звании.

– И, может, даже с собутыльниками, – многозначительно понизил голос Илья. – Так что будь готов к банкету.

– Ну, есть у меня с полдюжины бочонков про запас… – насторожился шеф саперов штабс-капитан Мукомолов. – А что у тебя в репертуаре?

– Боюсь, что пьеса будет писаться на коленке, – озабоченно потер штабс-капитан Пустынников шрам на лбу – примета, знакомая его приятелю и предвещавшая то, что, как истинный минер, он называл «камуфлетом» – малоприятной неожиданностью. – Так что будь добр, – добавил Илья деловито. – Давно в твоем хозяйстве не был. Введи в курс перемены декораций.

– Изволь… тем более сейчас там будет куда как покойнее, – добавил Мукомолов озабоченно, глядя на небо, заволоченное не то опавшими серыми тучами, не то ушедшими ввысь дымами.

Небо наполнялось разноголосым воем, словно кто с пьяных глаз стал бить клавиши и дергать рычажки регистра на органе.

Хоть и не объявлялось никакого перемирия по поводу встречи Пустынникова и мосье Шарле на ничейной земле. И более того, оба добирались к месту ретраншементами, не привлекая внимания ни своих, ни чужих. Обстрел бастиона, не знавший регулярных часов, по сути дела беспрестанный, возобновился, только когда Илья Ильич показался на бруствере, дома.

С нашей же стороны, в целях обычной экономии, пока отмалчивались.

Штабс-капитаны, с заминкой на препирательство: «Прошу-с. Хозяин вперед. Ноги-то вытирайте, вытирайте-с. Мы отсюда землю выносим, а не заносим» – офицеры исчезли в низкой дыре под апрошами, обрамленной брусьями рудничной крепи. Словно в норе гигантского земляного червя, то и дело отрыгивающего человечков в темных от пота и сырости рубахах, с мешками или корзинами на спинах, груженными не столько землей, сколько каменным ломом.

Лица их казались исступленными от усталости, жилы на висках вспучены и по ржавым от грязи скулам светлели бороздки невольных слез. Но с самоубийственной жертвенностью люди вновь и вновь возвращались в пасть ненасытного гада войны.

NOTA BENE

Кротовая война

Началась подземно-минная война еще в октябре 1854 года, когда французы, избрав Четвертый бастион местом своего главного удара, стали готовить его подрыв. Для этого они повели подкоп под укрепление, чтобы заложить туда мину. Русские саперы, разгадав замысел противника, разработали под руководством Э. И. Тотлебена план контрминных операций. Защитники бастиона стали пробивать встречные подземные галереи со сложной системой минных рукавов.

Труд был воистину титанический. По 75 саперов и 200 солдат день и ночь долбили каменистый грунт. Из-за недостатка воздуха не горели свечи, и работать приходилось едва не ощупью. Землю на поверхность выносили мешками, нередко под обстрелом врага. Русские саперы продвигались навстречу французам на двух уровнях – в 6 и 12 метрах от поверхности, а французы «подкапывались» под бастион только на уровне 5 метров.