Уважаемые отдыхающие! - Маша Трауб

Бедная Екатерина Ивановна честно отсиживала свое время с перерывом на обед и уходила ни с чем, без клиентов. И тут же заступала на вахту Анжела. Екатерина Ивановна не понимала, в чем дело, даже сократила время обеда до пятнадцати минут и убрала табличку «Технический перерыв десять минут», что означало, что гадалка ушла в туалет. Но клиентов не было. Так Екатерина Ивановна со своим стульчиком исчезла вслед за весами.

Анжела же прижилась, будто всегда здесь и сидела. Стала такой же местной, как Ильич. Удивительно просто.

Они дошли до дома. Галя так говорила для Славика. Но уже и для себя – сначала у нее был один казенный дом, теперь другой. Всю жизнь в казенном доме прожила. Кто бы нагадал – не поверила. Как не могла поверить в то, что Надежда Валентиновна будет сидеть у туалета, а Светка – полы мыть. И в страшном сне не могла представить, что будет работать бок о бок с Инной. И уж тем более не могла предположить, что они с Риткой так быстро постареют и их жизнь пролетит так стремительно и… бессмысленно. И что она из Галочки превратится в Галину Васильевну, а Марго – в Ритку.

Славик заплакал – не хотел идти спать, после представления был перевозбужден. Но уснул сразу же, едва дойдя до кровати.

Дрессировщица появилась быстро. Тетя Валя накрыла стол на террасе. Она знала, что та после представления всегда голодая, и настрогала салатиков, испекла пирог с капустой и яйцами. Рита обнялась с Ильичом. В растянутой майке, старых шлепанцах, которые назывались «кроксы», с волосами цвета баклажан, она выглядела обычной бабулькой с пляжа, каких в сезон битком. Кроксы – ярко-желтые, здоровенные, смешные. Фиолетовые волосы – тоже смешно. Майка, господи, сколько лет этой майке? Галя опять заплакала, глядя на Ритку – подруга сдала за последний год. Мешки под глазами появились. Морщин много. Шея, руки… Неужели и она такая же? Нет, еще хуже. Ритка хоть держится, следит за собой, как может. Сцена обязывает. Нет, просто сегодня тяжелый день. Они устали. Да и душно, хоть и вечер – ветра совсем нет, ни дуновения, кипарисы молчат.

Ритка уписывала люля, закусывала пирогом, просила Ильича подлить вина и смешно рассказывала про сегодняшний провал – Анька завалила все, что могла.

– Да она нормальная! – смеялась Ритка. – С виду дура, а так ничего. Да и где мы такую найдем в сезон? Она как свой латекс натянет, так мужики слюни пускают. Ну что я вам рассказываю, а то вы не знаете?

– Зачем вы ей собак-то дали? – спросила Галя.

– А кому дать? Лида с аппендицитом свалилась. Прямо перед сезоном. Вырезали, еле успели. Вроде оклемалась, но опять в больницу загремела с кишечной палочкой. Собаки-то все чувствуют – Лидка срет, и они срут. Только Лидка в больнице, а эти на сцене!

– Детям понравилось, – засмеялась Галя.

– Конечно! – хохотала Галя. – Где они в Москве увидят срущего на сцене далматинца? Да нигде!

– А кто та девочка? С обручами и попугаем? – спросила, не удержавшись, Галя.

– Я знала, что ты ее заметишь. Правда, красотка? Она, как ты в молодости. Нет, ты лучше была…

Была. Галя была хороша, чего уж говорить. Лауреат международных конкурсов. Гимнастка. Воздушная. Ходила с веером под куполом. Получила травму – сухожилие было порвано в клочья. Страх появился. Ей дали голубей. Галя выходила на сцену в белом платье, вокруг летали голуби. Она крутила обруч, голуби летали вместе с ним.

Те гастроли она помнила как сейчас. Редкая удача – получить два вечера в знаменитом пансионате. Туда путевку было не достать. Контингент – закачаешься. Жены, дети, внуки, любовницы, матери. Иногда и «сами» хозяева жизни наезжали.

Ильич, в те годы Виктор, прыткий, молодой, неболтливый, быстро взлетел до замдиректора. Инна экскурсии проводила – про деревья и памятники рассказывала. Старшим администратором числилась. Вадик – совсем молодой и зеленый – на подхвате. Но уже тогда водил прилично. Если что срочное – Вадика отправляли. Он луну с неба за час привезти мог.

Что случилось в те два дня? То ли солнечное затмение, то ли звезды не так встали. Но все сразу пошло не так. Галя нервничала. Жара была страшная. Звери и птицы одуревшие. То свет выставить не могли, то звук отключался. Микрофоны тогда были старые, на длинных шнурах. Ведущая – Тася – запнулась, упала на репетиции, ногу потянула. Зафиксировали, бинтом перетянули, в платье длинное переодели. Потом кулису заело. Ни туда ни сюда. Починили в последний момент.

Работали вроде бы нормально. Галя все ждала чего-то плохого, в предчувствия она верила, а все гладенько прошло, чистенько, не придерешься. Зрители довольны. После представления все дружно выдохнули и предложили фотографироваться. В основном дети с Алисой хотели. Но мамаши желали с голубями. И девочек тоже с голубями заставляли фотографироваться – красиво же. С обезьяной пусть мальчишки фотографируются. И тут случилось то, чего Галя ожидала, но отгоняла дурные мысли, – голубка когтями вцепилась девочке в руку, девочка заорала. Скорее от неожиданности и страха, чем от боли. Царапина была так себе, но девочка оказалась внучкой «того самого». А мамаша, соответственно, дочкой «того самого». Была еще и жена «того самого», то есть бабушка, которая и устроила скандал.

Виктор мог бы замять дело. Да и мать девочки, то есть дочь «того самого», встала на сторону голубки и Гали. Вадик прибежал на помощь. Вызвался показать ежиное семейство – провел в кусты, нашел ежиху с ежатами. Девочка и думать забыла о царапине. Мать с умилением гладила ежа, которого ей Вадик поймал. Бабушка, то есть жена «того самого», стояла на дорожке и вроде бы тоже не собиралась больше скандалить. Но тут, кто бы мог подумать, в конце дорожки появилась пьяная вдрызг парочка. Молодая девица на каблуках и в мини-юбке по самую талию и лысеющий толстый мужик, который девицу хватал за все места. Они шли, пили шампанское из горла и хохотали. Мужик после глотка нырял девице в декольте – занюхивал. Та хохотала. Первой среагировала малышка, оторвавшись от ежиного семейства:

– Дедушка! – закричала девчушка.

– Папа? – удивленно посмотрела на дорожку ее мать.

Тут, конечно, стало понятно, что ежики не спасут. «Тот самый», Сазонов Михаил Александрович, приехал в пансионат с любовницей и поселился не в люксах, как обычно, а в стандартном номере. Чтобы не столкнуться ни с женой, ни с дочкой, ни с внучкой. И за неделю пребывания их дороги даже в парке не пересеклись, что тоже вполне понятно – парк огромный, несколько выходов. Из люксов на пляж – через центральный, а из стандартных – в обход. Сазонов – его так даже любовница называла, по фамилии, а не по имени – пансионатского пляжа, естественно, избегал. Да и некогда ему было – то любовница требовала катамарана, то прогулки на катере, то ночного заплыва голыми. И Сазонов старался соответствовать. Пока его жена с дочкой и внучкой смотрели в холле программу «Время» и пили кефир с печеньем, Сазонов через пятый КПП выходил на набережную, чтобы сидеть в ресторане, есть чебуреки и мучиться изжогой. Чтобы купаться голым с любовницей, бухать не просыхая, жрать креветки и срать потом в кустах, потому как живот прихватывало так, что хоть кричи. А на любовницу длинноногую другие мужики заглядываются. Той хоть бы хны – жрет, пьет, и ничего с ней не случается. Сазонов же сидит на гальке, которая в задницу врезается, к животу прислушивается, к простатиту, к панкреатиту, к давлению повышенному, учащенному пульсу и аритмии, и она даже не видит, что он страдает. Молодая, красивая, чтоб ее.