В радости и в горе - Кэрол Мэттьюс

Мэт пришел в ужас. Джози, не смей мне все портить! У меня никогда раньше не было женщины, так сильно желающей моего тела! Уходи, оставь меня в покое! Я не смог найти тебя, старался, но не смог, ну и бог с тобой, все кончено!

Он закрыл глаза и стал думать о том, что команда «Тоттенхем Хотспер» выиграла кубок, и о других вещах, которые могли бы отвлечь его от мысли о Джози и полностью отдаться поцелую Холли.

Так же внезапно, как и начала, Холли мягко отстранилась от него:

— Может быть, ты хочешь есть?

— Нет. Не останавливайся.

— У меня дома маловато еды, — призналась она ему, — несколько разнокалиберных упаковок со сладким и немного суши.

— Проживу и без сладкого, — ответил ей Мэт. — Ну что ты остановилась, давай дальше! И без сырой рыбы.

— Можно пойти в кафе на углу, — предложила Холли. — Они прекрасно готовят подкисленную телятину.

— Сегодня я уже съел столько, что мне хватит до конца недели. — В качестве доказательства Мэт погладил свой вспухший живот.

— Так что у тебя там произошло? — Она убрала волосы за ухо. — Твое свидание не состоялось?

С чувством вины Мэт подумал о Джози, одиноко сидевшей в мексиканском ресторане два дня назад в ожидании его персоны.

— Нет, — нерешительно ответил он, — у меня не было свидания. Свидания как такового.

— Да ладно, — успокоила его Холли, — меня это не волнует.

— Нет, в самом деле, у меня не было свидания.

— Так что же ты делал весь день, не все же время ел?

— Э…

— Осматривал достопримечательности?

— На самом деле я танцевал «Хава Нагила», хороводные танцы, электрослайд, «Танец петушка», «Эй, Макарена!»… — Мэт запел, положив руки на бедра, и стал прихлопывать по ним. Без особого воодушевления, надо отметить.

— Не понимаю.

Мэт расслабленно откинул голову назад и закрыл глаза.

— Я был на свадьбе.

— Не может быть!

— Может. На свадьбе американских евреев, поющих и пляшущих свои этнические танцы.

— Не знала, что ты должен был пойти на свадьбу.

— И я не знал. Хотя не то чтобы совсем не знал.

— Ты знаешь невесту или жениха?

— Да нет, в общем, не знаю. — Мэт сделал большой глоток текилы. — Это длинная история.

— Какое совпадение.

— Да? Ты что, тоже их не знаешь?

На лице Холли появилось довольно странное выражение.

Какая-то холодная струйка проползла в мозгу Мэта. Прямо как в фильме ужасов, когда скрипит дверь, гаснут лампы, а музыка выдает тревожное тра-та-та-там и хочется схватить подушку и закусить ее уголок, потому что вот-вот произойдет что-то страшное.

И тут он наконец заметил свадебный подарок, красиво завернутый, стоящий рядом с незаконченной картиной, где было изображено что-то вроде половины вазы для фруктов. Бумага была с серебряным тиснением, и на ней было причудливым почерком написано «Желаю счастья!», а наверху красовались цветы из ленточек, концы которых спиральками свисали по бокам коробки. Он оглянулся на Холли и с трудом удержался, чтобы не открыть рот. Не может быть!

— Когда ты позвонил, я как раз выходила, чтобы поехать на свадьбу.

У Мэта встали ушки на макушке. На него нахлынуло ощущение «сумеречной зоны».

— Это туда ты меня приглашала, а я не пошел?

Холли тряхнула головой:

— Я же не знала, что ты уже приглашен на другую свадьбу. Тебе надо было сказать.

Сколько раз за свою жизнь он слышал эту фразу? «Тебе надо было сказать». Тебе надо было сказать, что ты хочешь гулять с моей лучшей подругой, тебе нужно было сказать, что ты хочешь повышения по работе и не хочешь, чтобы редактором стал этот высокомерный тип, Симпсон, тебе надо было сказать, что ты сильнее, чем я думала, тогда я, может быть, не ушла бы от тебя и т. д., и т. п. Сколько же разнообразных поворотов могло произойти в его жизненном курсе, если бы он сказал хотя бы половину тех вещей, которые ему надо было сказать? Ему надо было сказать, что из всех свадеб, имеющих место быть в Нью-Йорке сегодня вечером, ему надо было попасть только на одну-единственную, найти одну-единственную женщину, одну-единственную невесту, одну-единственную подружку невесты. Ему надо было сказать. Что за идиотская фраза!

Холли снова придвинулась, и, ничего не сказав, он дал ей закрыть свой рот поцелуем. Дал ее языку найти свой, дал попробовать его на вкус, пощекотать его, дал ему пройтись по своим зубам.

Все может быть. Хотя это уж запредельно. Нет, такого быть не может. Или может?

Он ласкал языком губы Холли, но глаза у него были открыты, а в мозгу вихрем проносились мысли.

Ее пальцы так умело расстегивали пуговицы у него на рубашке, что это даже немного беспокоило. Ее руки проникли уже под рубашку, и своей лихорадочно разгоряченной кожей он чувствовал их прохладу, напоминавшую свежую прохладу огуречной кожицы. Глаза Мэта округлились. Она стала стонать! Стала издавать чудесные, провоцирующие звуки, которые все же не в силах были заглушить биение в его мозгу одного и того же вопроса. Нет, он не в состоянии был и дальше ласкать ее, ему надо было задать этот вопрос. Ему необходимо было знать. Мэт остановил ее руку, путешествовавшую под его рубашкой, направляясь вверх, к шее.

— Подожди минутку! — сказал он, чуть отстранившись от нее. — Расскажи мне поподробнее об этой свадьбе.

Холли, казалось, была озадачена, но ведь в этой ситуации такой вопрос был оправдан.

— Это важно.

Она выпрямилась, возможно, более раздраженная, чем можно было сказать по ее виду, и развела руками, как бы говоря: с чего мне начать?

— Выходит замуж одна моя старая подруга. Когда я училась в школе искусств, она помогала мне продавать мои работы в галерее в Сохо. Она много всего продала своим денежным друзьям. Фактически она кормила меня в то время. Я ей обязана.

Жестом Мэт показал, что он ждет продолжения.

Холли сделала ответный жест.

— Я устроила так, что сегодня «Крутоголовые» исполнят несколько своих вещей для ее гостей. На самом деле это просто большая попойка. Я предпочла провести этот вечер с тобой.

Руками Холли показала, что вот это уже все. Окончательно и бесповоротно.

Мэт промокнул холодный пот, выступивший на верхней губе.

— А твоя подруга не рассердится, что ты не пришла?

Холли рассмеялась:

— Без меня там скучать не будут.

Он постарался не выдать волнения, но голос не слушался, все время норовил скакнуть то вверх, то вниз. Такое всегда случалось с ним, когда он нервничал, по этой причине его даже выгнали из школьного хора.