Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра - Вера Камша

Мириец распахнул окно, выпрыгнул сам и протянул ей руку. Мария никогда не увлекалась мальчишескими забавами, да и платье мешало, но наемник ее вытащил. Она хотела отстраниться, но Хозе решительно сжал ее руку и потащил за собой, в его прикосновении не было ни следа ласки, точно так же он волок бы козу или корову. Они пробирались через палисадники, перелезали какие-то заборы, прыгали через канавы. Иногда спутник прижимал ее к дереву и заставлял замереть. Задыхаясь одновременно от злости, страха и досады, она слышала, как кто-то проходил, гремя железом. Один раз он бросил ее в канаве и исчез, но скоро вернулся, в тусклом предрассветном мареве ей показалось, что на рукаве Хозе кровь, но она промолчала. Это была последняя задержка, они вышли к ручейку, и мириец заставил ее идти по воде, что было даже приятно, потом они выбрались на берег в какой-то рощице, где у ее знакомца отыскался конь. Не какая-нибудь кляча, а атэвский скакун, достойный знатного рыцаря. Хозе ее подсадил и сам вскочил в седло. Она не удержалась и спросила, что это за лошадь.

– Алко, – бросил он, словно это что-то объясняло, и добавил:

– Я его тут спрятал и пошел глянуть, что они затеяли. Ну, и стражников сосчитать на всякий случай. А потом увидел тебя и решил задержаться.

Мария не ответила. Уже совсем рассвело. Конь шел упругой иноходью вдоль берега речки. Несколько раз им попадались ручьи и ручейки, через которые жеребец перескакивал. Хозе был полностью поглощен лошадью и дорогой, обращая на спутницу не больше внимания, чем на дорожные вьюки. Солнце клонилось к вечеру, когда мириец остановил коня.

– Будь я проклят, если мы не выбрались.

– Где мы?

– Пинские холмы, направо – Мунт, налево – Север. Нам туда.

– Нам?

– Ты же хотела повидать мать.

– Я возвращаюсь в Мунт.

– Что ж, попутного ветра.

– Проводи меня. Тебе заплатят.

– И кто же?

– Ее Иносенсия. Я служу ей.

– Жаль, ты не сказала этого раньше, – мириец соскочил с коня и снял Марию, – я не могу убить женщину, с которой спал, так что иди в свой Мунт и не попадайся мне на дороге.

Нэо Рамиэрль

Первое, что они увидели, была луна. Огромная, низкая, более похожая на рыжее яйцо, чем на честное ночное светило. Звезд не было. Ни одной!

– Ррррррррррррррря, – неодобрительно вякнула лльяма – сине-черный силуэт в тяжелых, безнадежных сумерках. Сам не понимая, что и зачем он делает, Нэо снял защиту. Пахнуло жаром Бездны, тварешка с наслаждением открыла багровую пасть, к неприятной луне вспорхнула веселая стайка искр.

– Правильно, – голос Аддари звучал глухо и хрипло, – не надо ее сдерживать. Так спокойнее.

Норгэрель не ответил, пытаясь зажечь свет.

– Нэо, похоже, мы опять зависим от тебя.

Засветить голубоватый огонек Роману удалось, хоть и не сразу. Луциану пронизывала сила Света, Фэриэнн и Бездна дышали чем-то иным, что при желании можно было назвать Тьмой, но здесь магия преодолевала то же сопротивление, что и в Тарре, и даже большее. Круг света, в котором сгрудились трое эльфов и лльяма, отделил их от тревожного мрака. Волчонка, сообразив, что в таком виде лучше на друзей не прыгать, отползла на безопасное расстояние и прижалась к земле, на которой теперь останутся ожоги. Нэо невольно глянул под ноги. Растрескавшаяся глина, и все. Ни камешка, ни травинки.

– Какая странная луна, – подал голос Аддари, – хотя ее наверняка зовут иначе.

– Звали, – жестко сказал Рамиэрль, – а теперь звать некому. Нам повезло, что сначала мы угодили в ночь. Ангес говорит, что пришел сюда днем и чуть не лишился рассудка.

– Может быть, хватит намеков? – в голосе Норгэреля впервые за время их странствий зазвучало раздражение.

– Мы еще успеем все увидеть. Признаться, мне до сих пор не верится, что Ангес сказал правду. Пошли, к вечеру мы доберемся. Здесь неподалеку должен быть город, именно там стоит храм, в котором, будем надеяться, и был заточен «осчастлививший» Тарру колдун.

Ответа Нэо не дождался, говорить тут не хотелось, тут вообще ничего не хотелось, только бежать куда глаза глядят. Они еще могли вернуться в Фэрриэнн, живой, противоречивый, яркий, могли стать свитой Ангеса, узнать правду о Границе, о войне, которую ведет одинокий бог, встать с ним рядом. Этот бой, без сомнения, важнее того, куда они рвутся вопреки здравому смыслу и судьбе. Лльяма тявкнула на луну и требовательно уставилась на своих спутников. Ей здесь не нравилось, можно подумать, что кому-то здесь могло понравиться!

Зажженного света хватало, чтобы не провалиться в яму, но не для того, чтоб как следует оглядеться. Ждать рассвета было безумием. Рамиэрль сосредоточился, пытаясь уловить следы магии. Сначала эльфа окружило что-то серое, иссохшее, легкое, словно скопившаяся за тысячелетия пыль, серость душила, иссушала, вызывала животную ярость, но Нэо заставлял себя погружаться в нее все глубже и глубже. Наконец на самом краю восприятия что-то замерцало. В куче пыли отыскался осколок обглоданной кости. Острый, как игла, но тоже иссохший, готовый рассыпаться в прах, затем еще «кость», и еще, и еще... Защитные заклятия! Старые, изменившиеся, опасные даже для тех, кто их накладывал и... Вот оно! Тоненькая ниточка буйного безумия, словно выдернутая из чудовищного неба над Вархой.

– Нам в ту сторону, – твердо сказал Роман, ничего не объясняя. Его спутники не ответили, просто последовали за своим вожаком.

Трое быстро шагали по сухой, растрескавшейся глине, словно по чудовищному мозаичному полу. Лльяма рыскала впереди, и ее присутствие как-то успокаивало. Луна лениво взбиралась на небосклон, став круглой, но не утратив чудовищного оранжевого цвета. Все молчали, этот мир, названия которого никто не знал, и впрямь был страшней Светозарного со всеми его вулканами, а что чувствовал родившийся в благодатной Луциане Аддари, Нэо мог лишь гадать.

Пойманная Рамиэрлем ниточка не становилась осязаемее, но успела его измучить, эта Сила, в отличие от Тьмы и Бездны, была отвратительна самой его природе, но эльф цепко держал бесконечный, жгучий волос. Что было по сторонам и было ли, он не видел. Луна ушла, беззвездное небо стало светлеть, видимо, в той стороне был восток.

– Остановимся, – бросил Нэо.

– Мы еще не устали, – Аддари невесело улыбнулся.

– Ты нам хочешь что-то сказать? – Норгэрель явно не горел желанием узнать историю земли, по которой шел. Лльяма почуяла, что ее друзья остановились, и вернулась.

– Скоро рассвет, – грустно сказал Рамиэрль, глядя в огненные глаза, – мне до сих пор это кажется бредом, но это не бред. Я уже говорил, что этот мир пал под тяжестью собственного зла. Те, кто был достоин спасения, были спасены, вернее, были спасены и упокоены их души.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, Аддари, и Ангес не знает. Это за пределами понимания тех, кто живет в борьбе и движении. Но дело не в спасенных, а в других, признанных недостойными. Они до сих пор привязаны к этому миру. С каждым восходом начинается их последний день, в полдень приходит Судия и до заката вершит Последний Суд, отделяя грешников от искупивших свои грехи. Сначала судят живых, затем – умерших. На закате изливается огненный дождь и льет до полуночи, выжигая все живое; то, что творится с полуночи до рассвета, мы видели. Нам придется идти сквозь тени гибнущего мира, мы увидим все, но ничего не сможем сделать, потому что это – прошлое. Нашим телам ничего не грозит, но за наш разум Воин опасается.