Эпохи холст – багряной кистью - Александр Плетнёв

Ходовой мостик заголосил всеми необходимыми исходными, командами, перекликаясь дистанцией, смещением, согласованиями по радио, коррекциями, репетованиями, разрешением на открытие огня. Но прежде чем носовая башня «Князя Суворова» выбрала необходимое положение, а стволы поднялись на заметные углы возвышения, изготовившись к открытию огня, адмирал успел дать ещё одно распоряжение:

– Желаю, чтобы шло постоянное дублирование и правка наших штатных приборов целенаведения. Также приказываю привлечь дополнительно личный состав из молодых мичманов от артиллерии, дабы по эскадре было больше людей, имеющих опыт пользования штатными дальномерными средствами, наученных расчётам по стрельбовым таблицам, по новой методе и на предельных дистанциях. Учитесь, господа, воевать имеемым оружием, а не данайскими дарами, коих всего по одному на судно. А то мало ли – вдруг придёт в негодность по естественной ли причине, или от вражеского огня? Что тогда?

Про «данайские дары» было уже сказано немного тише в сторону понимающего Коломейцева.

Ранее, ещё в случае с «Адзумой», практиковали беспристрелочный огонь главным калибром, без применения предварительной корректировки шестидюймовками. И сейчас, когда дистанция для меньшего калибра была предельная… запредельная – применили этот уже испытанный приём.

Дождавшись оговорённого «окна» в пальбе «Осляби», первым жахнуло левое орудие носовой башни ГК[30].

Старший артиллерийский офицер совершенно невозмутимо смотрел на хронометр – семнадцать секунд, подъём бинокля:

– Хорошо! Накрытие! По корме! – И тут же орёт в телефон: – Смещение по целику влево «два», нет, бери «три»! Залп!

Ударило по ушам, извергнув по носу сноп огня.

Снова, вроде как заметная чушка, вырвавшись из пороховой гари, понеслась по дуге в семнадцатисекундный полёт. И опять белый столбик всплеска выскочил, закрыв корму вражеского крейсера.

– Чёрт! Накрытие! Ещё раз недолёт.

– Дистанция большая, а япоша видно поднажал. Запаздываем с расчётом.

Дробь! Очередь Бэра!

«Ослябцам» свезло больше. Да и дистанция у них была на «пятидесяти», что позволяло подключить средний калибр.

– Попали! По миделю! Под вторую трубу!

«Асама» выбросил клок дыма, обильно посверкав оранжевым. Пламя опало быстро, но дымный шлейф длинно низом потянулся по ветру. Крейсер огрызался, выбрав целью исключительно «Ослябю», засыпая море вокруг «русского» всплесками. Между тем красавец-полосатик «Ослябя» шёл неуязвимый, отрываясь периодическими залпами.

«Суворов» пособлял реже – дистанция снова увеличилась до «семидесяти» и разбрасываться двенадцатидюймовыми было расточительно.

Однако эта дуэль длилась совсем недолго.

– Ваше высокопревосходительство! Глядите!

Слева по борту… условный горизонт определили за сотню кабельтовых – вот почти на том пределе и замаячило… закучковалось, выглянув из-за оконечности острова.

– Это броненосцы Того!

Показалось действительно – куча! Но, конечно, это было не так – выполняя последовательный поворот, японские корабли створились неправильной дугой, смещались, из дымки выныривали новые участники.

– Грозно! – вскинув бинокль, воскликнул Игнациус, покосившись на замершего изваянием командующего.

Рожественский лишь коротко кивнул. Поворот Того круче к зюйду при обнаружении «Осляби» был ожидаем.

– Сто десять кабельтовых! – более точно определили с дальномеров.

– Дробь по «Асаме», – приказал адмирал, – «Ослябе» прекратить преследование. Отряд привести к необходимому единству действий, организовав кильватерный строй.

Зиновий Петрович скривился, вдруг не находя лучшего решения, как совершить эволюцию сближения именно «Ослябе» – выписать разворот, ложась в кильватер. Либо сбросить ход, позволив основным силам его нагнать.

Капитан 1-го ранга Бэр, получив приказ, выбрал второе.

Глядя на это медленное сближение, командующий внёс поправку:

– «Ослябе» разрешается стать «головным».

И чуть погодя, торжественно оглядев всех, объявил:

– Господа! Полагаю атаковать противника! Благослови Господи!

В любых планах остаётся место случайностям. И даже если просчитывать эти переменные, у них – «просчитанных» – находятся уже свои непредвиденности.

Пространство боя сужалось, съёживалось, точно на прихотливо сожамканной карте, сводя корабли, отряды и целые эскадры. Связывая их милями прямой и непрямой видимости, кабельтовыми артиллерийских дистанций… и временем, которое теперь не ползло стрелкой, отмеряющей «часы», а заскользило по циферблату неумолимой «минутной»… и вот-вот заставит смотреть только и исключительно на скачущую «секундную».

За пятнадцать минут «Ослябя», сбросив до «малого», был нагнан двумя «бородинцами» – мателотные интервалы отряда выровнялись в четверть мили.

Ход в приказном порядке согласовали на отметке «12», присматриваясь, «прицениваясь» к противнику, что усиленно дымил на левом крамболе.

За пятнадцать минут Того сократил расстояние до «русских» со ста десяти кабельтовых до семидесяти.

Для японцев, мнящих себя самураями, они, эти три вражеских корабля – в гордом кильватерном строю, с неопределёнными, размытыми силуэтами, не побоявшиеся бросить вызов численно превосходящему противнику, – были уже практически на дистанции открытия огня. Ещё немного и…

И глядя на это, и помыслив об этом, только плотнее сжимались губы выходцев Этадзимы, в непонятном нам (нам – не азиатам неяпонцам) национально-этническом психотипе:

…решимости сразиться и победить… и не меньшей одержимости умереть,

…и чёрт ли бог его знает – какое желание в этих желтокожих головах преобладало,

…умирали ведь… почти счастливыми!

Для русских тоже близился свой час. Господа офицеры на мостиках, в боевых постах управления артиллерией, на сигнальных площадках, неуютно ссутулившись, суровели ожиданием, выставляя на первое место от триединой клятвы «веру», помня «отечество» и совсем откладывая на потом «царя».

Ёжились от холода матросы у пока молчащих орудий, скинув лишнюю одежонку – скоро в башнях будет жарко – упаришься! Во всяком случае, умирать никто не собирался. И в смертушку-погибель свою, собственную никто не верил – бог не выдаст, узкоглазый подавится.

Символически, и что уж говорить – фактически стоя друг против друга, поёживались и оба командующих. Но совсем незаметно – оба слишком хорошо были вышколены, чтобы обнаружить своё хоть малое колебание.

Оба адмирала были схожи… в мыслях – оценивая, переоценивая и недооценивая силы. Свои и противника.