Одержимый женщинами - Себастьян Жапризо

Потом помню только, как мы мчались наперегонки с японцами. Они все время обгоняли нас. Пока мы двигались к Сингапуру, они бушевали в Гонконге, Таиланде, Бирме, Малайзии, атаковали Филиппины. Пришлось быстро сменить курс и плыть на юг. Джикс приказал повесить в кают-кампании огромную карту Азии и Океании, куда на булавках втыкались крохотные флажки. Военный стратег из меня никудышный, но было нетрудно увидеть, как муравьи с раскосыми глазами прибывают каждый день, отрезая нам путь на восток, и если так будет продолжаться, мы окажемся где-то в Австралии.

Так, впрочем, и случилось. Новый год мы отмечали в Дарвине, но на душе скребли кошки. Загрузились максимальным запасом горючего и продовольствия, которые могла увезти на себе «Пандора», на носу и на корме установили огромные пулеметы, и двинулись по направлению к Тихому океану, проскочив под Новой Гвинеей. Все бы ничего, если бы муравьи не высаживались там. В Коралловом море – еще того не легче. Не нашлось бы даже места для надувной лодки, военные силы США приказали нам убираться подальше, и пришлось взять курс на юг.

Мы сделали остановку в Новой Каледонии, чтобы что-то починить, там тоже все готовились к войне. Потом несколько недель мы плыли прямо по Южному тропику, и я увидела на большой карте в кают-компании, что японцы никогда сюда не доберутся, разве что решат занять Антарктиду, чтобы напасть на эскимосов с тыла. Время от времени появлялся их военный самолет Зеро, заблудившийся в небесных просторах, и пытался понять, есть ли смысл закончить свои дни как камикадзе. Тогда объявляли общую тревогу, палили в него из пулемета, но он исчезал раньше, чем его успевали сбить.

Короче, раз в жизни я повидала Таити. Мы застряли там на весь май 42-го и еще на тридцать дней в июне, снова из-за поломки мотора, и Фредерик согласился сойти на французскую землю, но только по ночам. Ночная жизнь Папеэте – это нечто выдающееся. Правда, мне быстро приелись кокосовые пальмы и мусор в лунном свете, я предпочитала оставаться на яхте, смотреть в полглаза какой-нибудь дерьмовый фильм или вспоминать молодость и счастливое время, которое мы провели в Мозамбике.

Впрочем, всем на борту туризм уже надоел. Джикса интересовала только война. В столовой он велел повесить застекленные фотографии Макартураи Нимитца[21]. Перед каждой трапезой поднимал тост за их здоровье с увлажнившимися от безграничной веры глазами, но без бурных проявлений чувств. Эсмеральда как-то объяснила мне, что в эти трудные, но волнующие дни Джикс обрел в Дугласе, с его трубкой и черными очками, отца, которого был лишен, а в адмирале – великого мореплавателя, которым мечтал стать. Это было настолько очевидно, что мне должно было быть стыдно, почему я не додумалась до этого сама. Но стыдно мне не было, во-первых, потому, что я уже привыкла, что она держит меня за идиотку, во-вторых, потому, что я действительно заметила, что все немного сдвинулись, начиная с нее самой. Когда мы плыли мимо Суматры, она заставила меня поклясться, что я не оставлю ее живой в руках японцев, жестоких насильников, если они, о ужас, захватят нас. Я должна буду пустить ей пулю в лоб. Она даже подняла волосы, чтобы показать мне, куда именно. Потащила в свою каюту, вытащила маленький пистолет с рукояткой из слоновой кости и объяснила, как им пользоваться.

Даже Орел-или-Решка стала проявлять истеричность. Она и раньше не много со мной говорила, а теперь и совсем заглохла. А знаете почему? Потому что предложила мне носить шлем и по очереди дежурить ночью у пулеметов, на случай, если вдруг среди нас затаился шпион. Конечно, мой ответ пришлось переводить на цензурный язык.

Прежде чем сняться с якоря, Джикс собрал всех и серьезно предупредил, что нам предстоит самое долгое и тяжелое плавание за все путешествие. Мы будем плыть не останавливаясь, пока не увидим свет маяка Сан-Диего в Калифорнии. Тысячи километров водной бездны, причем полагаться можно только на нашу храбрость и Божью милость. С трудом удалось его уговорить причалить в Гонолулу, пробежаться там по лавочкам. Мы все равно туда не добрались.

А вот и финал. Прежде чем рассказать вам его, нужно было бы еще многое объяснить: как мы с Фредериком ссорились из-за ерунды, как он оказался заперт на полдня в кладовке, пока я вышвыривала в море коробки с фильмами, как однажды ночью он выкинул меня из собственной постели и разлегся там один, а я, как собака, спала на ковре – много произошло нелепого и обидного. Нужно было бы еще добавить, что время убивает любовь и что для нашей оно оказалось гораздо страшнее, чем японцы. Но для чего все это? Всем уже ясно, что он все меньше и меньше хотел меня.

Если мужчина, который любил вас по-всякому месяцами, вдруг заявляет, что устал, не нужно ломать голову. Есть только две причины: либо он гуляет на стороне, либо слишком давно туда не захаживал. Сначала я, как водится, подозревала всех девиц на яхте. Поскольку их было всего четыре, нетрудно было вычислить, какая из них увела у меня Фредерика. Диди не в счет, я уже говорила почему. Орлу-или Решке, мечущейся между Матье (впереди) и Стокаммером (сзади), с игрой скрабл в руках, с полным ртом креветок, в шлеме, надвинутом по самые уши, и в ожидании пулеметной очереди, вряд ли удалось бы удобно разместить член моего парня. На Эсмеральду даже подумать невозможно. Он бы вырвался от нее кастратом. Оставалась одна Толедо. Бедняжка Толедо, как мне сегодня стыдно за те мысли, когда я желала ей смерти, за те мучения, которым я мысленно подвергала ее. Не она была моей соперницей, но, безостановочно двигаясь по этому пути, как меня учили в скаутском отряде, я узнала гнусную правду.

Как-то в полнолуние после ссоры, которая дала Фредерику все основания не приходить ко мне, я поднялась на верхнюю палубу и постучала в каюту стюардесс. Толедо спала, Диди тоже. Я извинилась под предлогом, что перепутала лестницы. Наверное, они решили, что я напилась. Я была трезвой как стеклышко, хотя, утешаясь от одиночества, опорожнила две бутылки шампанского. Я прекрасно владела собой и решила искать мерзавца по всем закоулкам этой вонючей посудины и прикончить любого, кто окажется с ним, – женщину, мужика или животное.

С этим намерением я обошла палубу в черной ночной рубашке, нетвердо стоя на ногах из-за качки, заглядывая во все иллюминаторы. Только в одной каюте горел свет. Не успела я до нее дойти, как дверь открылась. Я только успела отскочить и спрятаться. Было два или три часа ночи. Каюта Орла-или-Решки.

Толстая корова тоже была в ночной рубашке, только белой. В двойном свете – лунном и электрическом – она напоминала привидение. Я увидела, как это привидение затянуло Фредерика в свои объятия, засосало губами, я тогда чуть не лишилась чувств – так омерзительно это выглядело. Во время их поцелуя я искусала себе кулак, чтобы не умереть, заглушить крик и сдержать слезы. Наконец она выплюнула его обратно. На нем был свитер с белой вышивкой, который я ему подарила. Он прошел мимо меня, не заметив. Я увидела, как он скрылся на одной из лестниц.

Когда у меня хватило сил выйти из тени, Орел-или-Решка уже закрыла свою дверь. Я хотела пойти к Эсмеральде, одолжить у нее пистолет. Но она начнет орать так, что разбудит всю команду, подумав, что япошки уже на борту и настал ее час, но тем хуже. Прежде чем кто-то сумеет меня остановить, я уже буду стоять у кровати другой мерзавки, с наслаждением пожелаю ей гореть в адском пламени и прикончу ее на тех же простынях, где она развлекалась с моим любовником. Выпущу шесть пуль в тушу этой молочной коровы. Кровь во все стороны. Ей не спастись, даже если будет спать в шлеме.