Черт из тихого омута - Галина Владимировна Романова

— Слушай, ты это… Посмотри на фотографии, — он вытащил из пачки стопку снимков. — Взгляни, может, кто-то покажется тебе знакомым. Может, ты видел ее с одним из них когда-то. Когда еще не был с ней… помолвлен.

Следователь разложил на столе пять фотоснимков и подозвал к столу Гену. Все выглядело ужасно. Каждый труп был сильно обезображен, к тому же смерть, наложив свой отпечаток, сделала лица трудноузнаваемыми. На успех следователь надеялся мало. Просто делал свое дело, и все.

Гена долго смотрел на фотографии. Надо отдать ему должное, он неплохо держался. Каждый снимок подержал в руках, поднося к свету из окна. Потом клал их поочередно на стол и снова смотрел. Потом вдруг, к удивлению следователя, поднес скованные руки к последнему портрету, как раз к тому, с чьей смерти начался весь теперешний кошмар, и произнес изумленно:

— Вы знаете, а ведь этот парень мне знаком. Да, я знаю его, и достаточно хорошо.

— Который?! — следователь даже с места подскочил от неожиданности: арестованный показывал именно на того, кто погиб в съемной квартире от многочисленных ранений в грудь. — Этот?

— Да, именно! Я знаю его! Это же Азик! — Гена ошалело вращал глазами и беспрестанно тряс головой, со стороны могло показаться, что он и впрямь безумен. — Это в его смерти вы обвинили Соню? Но этого не может быть! Она никогда не была его любовницей! Никогда! Она не была с ним даже знакома! Это не она, клянусь!

— А кто же тогда? — следователь недоверчиво смотрел на него, не зная, радоваться ему или огорчаться такому неожиданному повороту в расследовании.

— Я не знаю… Черт, не может быть!.. Но… этого не может быть! — Гена попятился от стола и, задев стул, едва не сел мимо него. — Черт!

— Что? Чего не может быть?

— Неужели это она? — Гена невидяще смотрел в окно какое-то время, словно пытался взвесить все «за» и «против», прежде чем начать говорить. — Я не знаю, прав ли я… Но, возможно, произошла ошибка, так как…

— Да прекрати ты мямлить! — взвыл следователь, принявшийся нервно скручивать маленькие кулечки из бумаги для заметок. — О какой ошибке идет речь? Кто она, и так далее! Не выбивать же мне из тебя все это! Я честно тебе скажу, этого я не очень жажду.

«А не так давно очень даже жаждал!» — едва не вставил Гена, но решил, что сейчас не то время, чтобы дразнить представителя власти, и вместо этого произнес:

— Мне кажется, что Соню перепутали совсем с другой женщиной… Внешне они немного похожи. Во всяком случае, издалека. Никто же не видел ее лица, ведь так?

Отвечать следователь не стал.

Сейчас, как же! Станет он перед подозреваемым карты раскрывать. И про лица, и про отпечатки, которые принадлежали, навскидку, сразу нескольким людям. И про то, что хранил покойный под кроватью и чего, разумеется, в квартире не нашлось. Пусть парень выговорится, а там будет видно.

Не дождавшись ответа, Гена снова встал и, подойдя к столу, взял в руки фотографию мертвого Азика.

— Чудовищно! Непостижимо просто! Неужели… Дело в том, что я, кажется, знаю женщину, с которой он встречался в последнее время…

— Откуда? Ты бывал у него в гостях? Поподробнее давай и без таких пауз, елки-палки!

— В гостях я у него ни разу не был, но был неплохо с ним знаком. И эта женщина… Как-то так получилось, что… это… как бы я их и познакомил… Я не сводил их, клянусь! Не подводил друг к другу и не представлял, но именно я явился косвенным виновником их знакомства.

— Виновником? Почему — виновником? — Кулечки полетели со стола, слившись на полу в хаотичном орнаменте с обломками карандашей.

— Потому что я знал, что он был за человек, и… — выговорить последнее было особенно трудно.

Подлость гадка сама по себе, и особенно гадка, когда в этой подлости приходится признаваться публично. Он-то был уверен, что все это умрет вместе с ним, но ошибся. Разве же мог он предположить, что на кону будет судьба любимой женщины?

— Так! И что? Ты знал, что он за человек, и все же познакомил с ним бедную женщину. Почему ты это сделал? Она что, отказала тебе? Ты хотел ее подставить? Или что? — подтолкнул его немногословие нетерпеливый следователь, вымотавшись и от бесконечной череды допросов, и от того, что теперь, кажется, придется начинать все заново. — Для чего это было сделано?

— Правду говорят: не рой другому яму, сам в нее попадешь. — Гена, совершенно обессилев, тяжело опустился на стул и, закрыв лицо руками, глухо пробормотал: — Я… Я хотел сделать ей подлость… Я хотел наказать ее. Наказать жестоко, больно, потому что…

— Почему? Что она тебе сделала такого, эта неведомая нам несчастная… — следователь сделал многозначительную паузу. — Убийца?

— Просто… Просто потому, что она все про меня знала.

— Олька! Олька, иди сюда скорее!

Ольга вздрогнула. Она даже не сразу сообразила, что, поскольку хлопнула входная дверь, значит, кто-то пришел. Очнулась лишь в тот момент, когда ее муж заорал с порога неприлично счастливым голосом. Ей вообще в последнее время все проявления ликования казались гадкими. Нельзя так откровенно выражать свой восторг, это, в конце концов, неприлично! Неприлично, если знать, что случилось не так давно. И пусть дети ничего об этом не знают и продолжают носиться с гиканьем по квартире, доводя ее до тихого бешенства, то уж ему-то — грех. Саша все узнал. Узнал от нее самой. Вместе с ней пережил самые трудные моменты первых дней. Вместе с ней ходил к психотерапевту и затем по аптекам, покупая дорогие препараты, якобы способные вернуть ее к жизни. Чего же он тогда так захлебывается от восторга?

Ольга опустила ноги с кресла, где просидела целый час, не меняя позы. Поморщилась из-за того, что закололо лодыжку — отсидела. И поплелась на зов нетерпеливого супруга, который вдруг начал что-то распевать во все горло.

Она возникла в дверном проеме как раз в тот момент, когда ее Саша разворачивал веером какие-то бумаги.

— Ну, что случилось? — поинтересовалась она, сразу отгородившись от него скрещенными на груди руками. Когда она стояла в такой позе, знала — он не подойдет. — Чего ты кричишь, как ненормальный?

— Ты вот это видишь? — воскликнул он и потряс в воздухе своим странным бумажным веером. — Видишь?

— Ну? — Желание повернуться к нему спиной и уйти в свою комнату, чтобы вновь погрузиться в себя, стало просто нестерпимым. — Говори, или я ухожу…

— Это контракт, Олька! Контракт, понимаешь! Все, уезжаем! Уезжаем, к чертовой матери, из этой пропащей страны! Собирай вещи, билеты заказаны на послезавтра.

— Дай взглянуть. — Ольга подошла, недобро полоснула по мужу взглядом и, выдернув из его рук бумаги, углубилась в чтение.

Все было так. Контракт на четыре года. К работе Саше нужно было приступить уже со следующей недели. Если учесть, что сегодня вторник, то на этой неделе надо было вылетать. Жилье для семьи из четырех человек контрактом также предусматривалось. Причем меблированное. Какого же черта ей тогда с собой собирать? Чего не хватает, там купит. Тащить с собой барахло через океан — дураком быть. Лишние затраты на багаж. Так она ему об этом и сказала, возвращая бумаги. Сказала и, повернувшись спиной, пошла прочь из прихожей.