Ты обратилась в лунный свет - Мэри Хиггинс Кларк

Он резко остановился и нахмурился.

— Я слишком увлекаюсь, когда говорю на эту тему, Мэги. Простите.

— О нет, я потрясена, — сказала она, стараясь говорить спокойно и надеясь, что Эрл не заметит, как взмокла ее рука, которую он наконец отпустил.

— Ну хорошо. Есть еще один зал. Вот здесь. Моя коллекция гробов. — Он открыл последнюю днерь. — Тоже довольно интересно, а вы как думаете?

Мэги отшатнулась. Ей не хотелось туда входить. Всего десять дней тому назад ей пришлось выбирать гроб для Нуалы.

— Вообще-то, Эрл, мне уже пора возвращаться, — сказала она.

— О, мне бы хотелось кое-что пояснить. Может, вы еще придете. В конце недели у меня появился новый экземпляр. Он по форме напоминает батон хлеба, создан специально для покойного пекаря. У некоторых южноафриканских народов есть обычай хоронить покойников в гробу, символизирующем их образ жизни. Эта история входила в лекцию для женского клуба здесь, в Ньюпорте.

Мэги обрадовалась, что может наконец получить ответ на то, что искала.

— Вы часто читаете лекции в Ньюпорте?

— Больше не читаю, — Эрл медленно закрыл дверь гробовой комнаты, словно нехотя покидая ее. — Сказано, что нет пророка в своем отечестве, и это верно. Сперва они хотят заполучить вас даже бесплатно, потом оскорбляют.

Говорил ли он о скандале во время лекции в «Латам Мейнор»? Двери комнат были уже закрыты, и холл наполнился тенями, но даже в полумраке она заметила, что его лицо побагровело.

— Но ведь никто не посмел оскорбить вас? — ласково спросила она, контролируя свой голос.

— Однажды, — мрачно произнес он. — Это меня очень огорчило.

Она не осмелилась сообщить ему, что историю с колокольчиками ей рассказал Лайам.

— О, подождите минуту, — медленно проговорила она. — Когда я навещала миссис Шипли в «Латам Мейнор», я, кажется, слышала про какую-то неприятную историю с вами, когда вы любезно согласились выступить у них. Что-то связанное с дочерью миссис Бейнбридж?

— Я именно об этом, — резко ответил Эрл. — Она меня так расстроила, что я перестал читать одну из моих самых лучших лекций.

Они спустились по лестнице, прошли мимо манекена в ливрее и вышли на крыльцо. Здесь дневной свет показался Мэги невозможно ярким после темного музея. Бейтман рассказал ей о том вечере в «Латам Мейнор» и о викторианскиx колокольчиках.

— Я специально их собирал, — сообщил он гневным голосом. — Двенадцать штук. Может, глупо было доверять их таким людям, но это не повод для того, чтобы третировать меня так, как эта женщина.

Мэги говорила очень осторожно:

— Уверена, не все так реагируют.

— Все были очень расстроены. Зельда была как фурия.

— Зельда? — переспросила Мэги. Его глаза сузились, стали внимательными. Она заметила, что он ее изучает.

— Мне не хотелось бы говорить об этом. Мне это неприятно.

— Представляю, какой интересной была эта лекция, — не унималась Мэги. — И возможно, эти колокольчики смотрелись бы очень неплохо на фотографии.

— Нет. Забудьте. Они все в коробке на складе. Там они и останутся.

Он положил ключ обратно под кашпо с цветами.

— Никому не говорите, где он лежит, Мэги.

— Нет, конечно, не скажу.

— Но если вам захочется снова прийти сюда, чтобы пофотографировать экспонаты, которые, на ваш взгляд, подходят для телевидения, то было бы просто отлично. Вы знаете, где найти ключ.

Он проводил ее к машине.

— Мне надо вернуться в Провиденс, — сказал он. — Подумайте о моем предложении, и, возможно, у вас появятся свои идеи. Разрешите мне позвонить вам через день или два?

— Конечно, — ответила она, с облегчением скользнув на сиденье своей машины. — И большое спасибо, — добавила Мэги, уверенная, что никогда не воспользуется ключом и не вернется в это место.

— Надеюсь, скоро увидимся. Передайте от меня привет шефу Брауэру.

Она включила зажигание.

— До свидания, Эрл. Было очень интересно.

— Моя выставка кладбищ будет тоже очень интересной. О, вспомнил, надо поставить катафалк в гараж. Кладбище, катафалк. Забавно, как устроена память, не так ли? — продолжал он, когда она уже тронулась с места.

Выезжая на улицу, она видела в боковое зеркало, что Эрл сидит в катафалке, держа в руке телефонную трубку и повернув голову в ее направлении. Она чувствовала, что его широкие блестящие глаза напряженно следят, как она исчезает из их поля зрения.

Доктор Вильям Лейн приехал в отель «Риц-Карлтон» в Бостоне чуть раньше пяти на коктейльный вечер в честь уходящего на пенсию хирурга. Его жена Одиль уехала туда раньше, чтобы успеть сделать покупки и сходить к своей любимой парикмахерше. Как обычно, в таком случае она снимала в отеле комнату на день.

Проезжая через Провиденс, Лейн почувствовал, что его хорошее настроение постепенно улетучивается. Радость от беседы с Ван Хиллари прошла, а вместо этой зазвучало какое-то предупреждение, будто сигнал пожарного детектора, когда в нем садится батарейка. Что-то не так, но он пока не знал что.

Беспокойство появилось после того, как Сара Бейнбридж Хушинг позвонила и сказала, что приедет навестить свою маму еще раз. Она сообщила, что Летиция Бейнбридж позвонила ей вскоре после ленча и пожаловалась на плохое самочувствие и что она ужасно нервничает из-за того, что сестра Маркей врывается в ее комнату без стука.

Он предупредил Маркей об этом после жалобы Греты Шипли на прошлой неделе. Чего она добивается? Доктор Лейн рассвирепел. Нет, он не будет делать ей замечание, он позвонит в «Престиж» и потребует, чтобы ее убрали.

Подъехав к «Риц», Лейн был уже на взводе. Когда он вошел в номер Одиль, ее вид в халате с рюшками, только приступившей к макияжу, разозлил его еще больше. «Конечно, все это время она таскалась по магазинам», — подумал он с раздражением.

— Привет, дорогой, — промурлыкала Одиль, кокетливо по-девчоночьи улыбнувшись, когда он закрывал дверь. — Как тебе нравится моя прическа? Сегодня я позволила Магде немного пофантазировать. Надеюсь, не слишком много локонов? — Она игриво тряхнула головой.

Да, Одиль был настоящая яркая блондинка, но Лейн устал восторгаться ее красотой.

— Смотрится нормально, — сказал он с явным раздражением.

— Всего лишь нормально? — спросила она, сделав большие глаза и трепеща ресницами.

— Послушай, Одиль, у меня болит голова. Не хотелось бы напоминать тебе, что последние недели были очень напряженные.

— Знаю, дорогой. Почему бы тебе не прилечь, пока я раскрашу лилию?