Исчезла, но не забыта - Филипп Марголин

— Так ты полагаешь, что он виновен?

— Я бы так не сказала. Мартин изо всех сил уверяет меня, что он невиновен, и у меня нет никаких веских причин, по которым я могла бы ему не верить. Но в душе я не знаю, кто виноват в происшедшем как на заброшенной стройплощадке, так и тогда, в Хантерс-Пойнте.

— А если тебе удастся наверняка узнать, что Дариус и есть тот самый убийца с розами, ты все равно будешь защищать его интересы?

— В Америке существует юридическая система. Она, конечно же, несовершенна, но при этом прослужила нашему государству целых двести лет. И суть этой системы заключается в том, что каждый имеет право на справедливый и непредвзятый суд, независимо от того, что он совершил. Если начнется дискриминация — по любому поводу — вся система рухнет в один миг. Настоящее испытание нашего правосудия как раз и начинается в тот момент, когда на скамье подсудимых оказываются либо Банди, либо Менсон, то есть те, кого все боялись и ненавидели. Если даже таких монстров мы судим по всем правилам, то тем самым мы даем понять миру, что в Америке Закон — не пустое место.

— А ты могла бы предположить какое-нибудь дело, от которого ты бы отказалась? — поинтересовалась Слоан. — Например, тебе попадется клиент настолько омерзительный, что совесть просто не позволит защищать в суде его интересы?

— Этот вопрос следует задать себе еще в самом начале карьеры адвоката по уголовным делам. Если есть хоть какой-то клиент, которого ты не в состоянии защитить перед судом, то лучше не заниматься этим делом вовсе. — Бетси взглянула на часы. — Послушай, Нора, сегодня у меня тяжелый день. Мне еще надо удостовериться, что залог будет отправлен в срок, а после этого я поеду к маме, она присматривает за моей Кетти. Поэтому из офиса я уйду пораньше.

— А Кетти — твоя дочь?

Бетси только улыбнулась в ответ.

— Как бы мне хотелось повидаться с ней.

— Я скоро тебя с ней познакомлю, да и с моей мамой тоже. Они тебе очень понравятся. Может быть, встретимся как-нибудь за ужином?

— Великолепно, — согласилась Слоан.

3

— Лайза Дариус ждет вас в офисе, — сообщила Энн, стоило Бетси появиться на пороге. — Надеюсь, вы не против. Она выглядела очень удрученной и даже боялась остаться в приемной.

— Все в порядке. Лайза уже знает, что Мартина собираются отпустить под залог?

— Да. Я спросила ее, как судья вел дело, и она сказала, что вы выиграли слушания.

— В суде я ее не видела.

— Я позвонила Лайзе, как только вы попросили вызвать ее в суд.

— Уверена, что ты в точности исполнила мою просьбу. Послушай, позвони немедленно Терри Старку из «Дариус констракшн», — попросила Бетси секретаршу, написав на листке бумаги нужный телефон. — Я объясню ему, как оформить перевод залога по почте. Ему нужно достать чек на сто тысяч долларов. Если возникнут какие-то проблемы, то тут же вызывай.

С первого взгляда Бетси даже не узнала Лайзу. Сейчас на ней были узкие джинсы, голубая водолазка и пестрый лыжный свитер. Длинные волосы были убраны назад и перевязаны французской тесьмой, а изумрудно-зеленые глаза покраснели от слез.

— Лайза, с вами все в порядке?

— Никогда не думала, что его выпустят. Я так напугана.

— Почему?..

Лайза закрыла ладонями лицо.

— Потому что он очень жесток. Никто не знает, как он жесток. На людях он само очарование. Иногда он бывает очень мил и со мной, когда мы совсем одни. Мартин задаривает меня цветами и драгоценностями. Когда он хочет, то относится ко мне, как к королеве, и тогда я забываю, что он собой представляет на самом деле. О Господи, Бетси, я думаю, что это он убил всех этих женщин.

Услышанное ошеломило Бетси, а Лайза вновь начала плакать.

— Может быть, вам принести воды?

Лайза отрицательно покачала головой.

— Через минуту все будет в порядке.

Затем они молча сидели рядом, пока Лайза окончательно не успокоилась. В окно светило зимнее солнце, а воздух казался настолько хрупким, словно готов был вот-вот рассыпаться на миллионы кусочков. Лайза вновь заговорила с какой-то лихорадочной быстротой:

— Я теперь понимаю, через что пришлось пройти Андреа Хаммермилл. Ведь сама женщина никогда не захочет, чтобы кто-то узнал про ее беды, и еще тяжелее, когда есть что вспомнить, когда в вашей жизни были и прекрасные времена и когда ты еще продолжаешь любить этого человека.

Лайза вновь разрыдалась. Плечи ее задрожали. Бетси хотелось успокоить собеседницу, но в то же время ей необходимо было узнать все подробности относительно своего клиента: каким образом ему удалось довести собственную жену до такого состояния? Поэтому Бетси не стала проявлять излишней жалости, а спокойно ждала, пока Лайза вновь успокоится и продолжит свой рассказ.

— Я люблю его, ненавижу его и боюсь его, — с какой-то безнадежностью в голосе произнесла Лайза. — Но если это… если он…

— Избиение жены — вещь самая обычная, Лайза. А вот серийные убийства — совсем другое дело. Почему вы полагаете, что Мартин действительно мог убить всех этих женщин?

— Потому что в моем случае были не просто избиения, а нечто большее. В том, что он делал со мной… чувствовалось извращение. Какие-то необузданные сексуальные желания… Один раз… Это было слишком.

— Расскажите.

— Мартин захотел меня. А перед этим мы были на вечеринке. Я устала и сказала ему об этом. Он все равно настаивал. У нас случилась ссора. Нет. Пожалуй, не так. Мартин никогда не ругался. Он… он…

И Лайза вновь закрыла глаза. Ее ладони сжались в кулаки. Когда она начала говорить, глаза ее по-прежнему оставались закрытыми.

— Он очень спокойно потребовал от меня отдаться ему. Я же с каждой минутой теряла терпение. Манера, в которой говорил со мной Дариус, напоминала ту, в какой обычно разговаривают с очень маленькими и капризными детьми. Это злило меня еще больше. И чем сильнее кричала я, тем спокойнее становился Мартин.

Наконец, он сказал: «Сними с себя все». Так можно скомандовать собаке сделать какой-нибудь кульбит. Я послала его к черту. Опомнилась уже на полу. Мартин ударил меня в живот. Я не могла вздохнуть и была совершенно беспомощна.

Когда мне вновь удалось перевести дыхание, то, посмотрев вверх, увидела лицо мужа — он улыбался. Мартин вновь приказал мне раздеться, причем тем же спокойным тоном. Я отрицательно покачала головой, мне даже не удалось выдавить из себя ни единого слова. Мартин встал на колени, схватил мой сосок и начал выворачивать его. Я чуть не потеряла сознание от боли. Я начала биться в истерике и кататься по полу. Тогда он сделал то же самое с другой моей грудью, и этого я уже не выдержала. Но самое ужасное заключалось в том, с какой методичностью Мартин издевался надо мной. Он не испытывал никакой злобы, и легкая улыбка не сходила с его губ, будто самому ему это все очень нравилось. Улыбка была выражением какой-то тайной радости, доступной одному только Мартину.