День отца - Елена Лабрус

И до меня вдруг дошло.

— Батя мой Рамзес! Ты же ничего не знаешь!

— Я всё знаю, Рим, — уверенно покачала она головой. — И про Конфетку. И про расследование. И про то, что девочек нашли.

— Кто? — напрягся я. Кто этот… нехороший человек, который у меня за спиной…

Хорошо, что я не сказал этого вслух.

— Зинаида Витальевна.

— Тёть Зина?!

— Я заново записалась на обследование, когда привезла Макса. Как и обещала, пригласила её.

— Вот же старая партизанка! И она ведь ни слова, ни полслова!

— Я ездила к ней и когда она слегла. После того как вы отдали Конфетку.

— Нет, два партизана! — возмущался я. Отец же наверняка был в курсе. Пока я бичевал по электричкам, а тёть Зина болела, он практически жил у сестры.

— А потом она поправилась, и я привезла к ней на приём маму.

— О, нет! — упёрся я лбом в Славкино плечо. — И они живы? Обе?

— Сначала да, чуть не подрались. Твоя как тигрица защищала тебя, моя — доказывала, что я хорошая девочка, а не какая-то… — развела она руками, не став уточнять кто. — Сама я, конечно, этой сцены не видела. Просто приехала через два часа. А они уже сидят на кухне, наклюкались и трещат за жизнь. Вот такой вышел лечебный сеанс.

Я засмеялся:

— Мне кажется, помогло.

— Ещё как. Не хочу торопить события, но вроде они теперь даже подруги. Я же говорила тебе, что мама до сих пор разговаривает с отцом?

— Да, Слав. Это грустно.

— А ты знаешь, что твоя тётка тоже до сих пор разговаривает с фотографией своего мужа?

— Нет, — ошарашено покачал я головой.

— Одиночество вещь упрямая. И когда умирает единственный человек, который тебя понимал и поддерживал, не важно, что его теперь нет рядом, он навсегда остаётся в сердце. И ничто не может заставить нас думать, что его больше нет. Однажды я прочитала: есть то, что сильнее смерти — это память живых об ушедших. Но я сейчас не о об этом. Не о муже твоей тётки, не об отце, не о грустном. Я о другом.

— О том, что эти долгие и сложные недели, ты не переставала быть частью моей жизни? — прижал я её к себе.

— А ещё о том, что иногда нам кажется: вот если бы не то, если бы не это…

— А это не так? Если бы мы не встретились в супермаркете, вернее, ты не украла у меня тележку с ребёнком, мы бы здесь сейчас не сидели.

— Нет. Но, возможно, мы сидели бы в доме, или на лавочке в парке, и, возможно, не сегодня, а вчера или, может, неделю спустя. Но мы бы встретились, Рим. Снова. Ты и сам только что это сказал. Если бы не Командор привёл тебя к тому дому, Мент наверняка нашёл бы другого свидетеля и всё равно, раньше или позже, дело бы раскрыли и девочек нашли. Мне так кажется, нет, я истово верю, что на самом деле есть сотни путей, которыми мы движемся туда, где должны быть. Иногда это повод просто идти, не важно куда, а иногда — ждать.

— И всё же, если бы мы не встретились в тот день…

— Я бы позвонила, Рим. Развелась с Бахтиным и позвонила. Сама. Ни на что не надеясь и не рассчитывая, но всё равно бы позвонила. Ты бы послал меня куда подальше, и мы бы снова пошли по длинному пути, чтобы однажды всё равно встретиться. Но я выучила этот урок.

— Ты сохранила мой номер.

— Я даже звонила. В тот день, когда, хотели мы того или нет, но встретились в супермаркете. С номера, который ты не знал.

Я приподнял бровь и полез в карман за телефоном. Долго искал незнакомые цифры, отматывая журнал входящих звонков назад, словно прошлое. Не потому, что ей не верил, а потому, что вдруг подумал: если бы я тогда ответил иначе, а не рявкнул «Ну что ещё?», думая, что перезванивает Князев, ведь тоже всё сложилось бы по-другому. Сложилось, но не закончилось. Потому что она права: какими бы мы ни ходили дорогами, как бы неправильно ни сворачивали, мы всё равно шли друг к другу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И я его нашёл, её второй номер. Нажал «вызов».

В её кармане раздалась телефонная трель.

— Привет! Это всё ещё я, — сидя у меня на коленях, ответила Славка. — Снова я, Рим.

— Я перезванивал, но номер был недоступен, — опустил я руку с телефоном. — Хотя ведь сразу подумал, что это ты.

— Я испугалась и его отключила. Испугалась, что твоя жизнь настолько изменилась, что мне не найдётся в ней места. А я не имею больше права настаивать. Пусть я даже не узнала тебя с бородой. Пусть катастрофически теряла память. Ты бы стал последним, кого я забыла. В моей жизни, в моём сердце, в моей памяти ты — был. Всегда.

— Надеюсь, с моей фотографией ты не говорила? — улыбнулся я.

Разговоры мы вели трудные, сложные, грузовые. Но разговоры разговорами, а она ёрзала на моих коленях. И всё, чего я сейчас хотел — это срочно перевести наше общение в другую плоскость. Горизонтальную. А потом можно и продолжить, если будет желание поговорить…

Я встал, подхватив её на руки.

— Не знаю на счёт разных путей, которыми можно двигаться, но точно знаю, что детей всё ещё делают старым дедовским способом. Если они нам нужны, а в твоих планах, я помню, был такой пункт, то предлагаю не откладывать на завтра.

— Боишься, что завтра я передумаю и сбегу? — болтала она ногами, пока я нёс её к дому.

— О, нет! И не мечтай. Я тоже выучил этот урок. Больше я тебя ни за что не отпущу.

хорош тут причитать и плакать

помилуй дескать и спаси

тебе господь любовь доверил

неси

— Рим!

Детский визг со стороны бассейна, музыка, смех, шум заглушали её голос, но я сначала словно почувствовал, что она меня потеряла, а потом прочитал по губам, что зовёт.

— Я здесь, здесь, — вырос я у неё на пути, пробежав половину сада. — Чего хочет моя принцесса?

— Твоя принцесса хочет к папе, — вручила мне Славка дочь. — А твоя королева узнать есть ещё бумажные тарелки, и ты купил любимую Лёшкину газировку?