Последняя жена Генриха VIII. В объятиях Синей бороды - Наталья Павлищева

Взгляд короля красноречивей всяких слов объяснил, чем именно она сможет отблагодарить. Кэтрин сделала вид, что смущена:

— Ах, Ваше Величество!.. Но мы все внимание. — Наклонившись к королю, она прошептала за веером: — Я согласна на любую оплату.

— Зайдете ко мне сегодня, я еще прочту вам кое-что…

Этот тихий разговор не ускользнул ни от чьего внимания. Королева сидела, опустив глаза в пол, не зная, как себя вести при столь откровенном ухаживании мужа за другой, при том, что в действительности была очень рада замене.

Сеймуры переглянулись, Кэтрин пошла в атаку, значит, пора и им.

Поморщился епископ Гардинер, ему совсем не нравился выбор короля, все же Кэтрин была еретичкой, как и королева, а Мэри католичкой. Но Мэри чем-то недовольна, и Кэтрин этим умно воспользовалась. Гардинер тоже решил, что ему пора переходить в наступление и привлечь на помощь обиженных Норфолков.

А королю было все равно, кто против кого намерен строить козни, он хотел одного — если не завалить в постель (пожалуй, это сегодня будет трудно, зря он так много съел), то хотя бы потискать леди Уиллоуби. Эта мысль так понравилась Генриху, что тот едва досидел до конца, почти не выпуская руки Кэтрин и время от времени заставляя ее так наклоняться к себе, что была видна грудь.

Когда Его Величество сделал знак, что устал и намерен отправиться в спальню, никто не сомневался, что именно он прошептал леди Уиллоуби на ушко.

— Кейт, прости меня. Ваше Величество, не сердись, если не я, то Мэри!

— Я не сержусь, Кэтрин, только что ждет меня саму?

— Я же сказала, что не уступлю королю, прежде чем решу твою судьбу.

При выходе из зала Эдвард Сеймур успел шепнуть ей:

— Постарайтесь настроить короля против Норфолка, особенно сына. Он метит на это место Мэри.

— Вот так сразу?

— У нас нет времени.

Кэтрин очень хотелось послать герцога Хертфорда к черту, но она промолчала.

Ничего, сейчас я, пожалуй, последую твоему совету и при вашей поддержке уберу сначала Суррея и его папашу Норфолка, мастера подсовывать королю своих родственниц, а потом Гардинера. А вот потом придет и ваша очередь, братья Сеймуры. Глупо думать, что я оставлю вас при короле.

В тот вечер у Генриха вдруг разболелась нога и поэтического рандеву не вышло, потом он три дня лежал в постели, страшно досадуя на так некстати разболевшийся живот. Кэтрин нашла выход, она попросила разрешения проведать Его Величество. Король с удовольствием разрешил.

— Ах, Ваше Величество, не могу себе простить, полагая, что в чем-то оказалась причиной вашего недомогания.

— Пустяки! И вы ни в чем не виноваты. Присядьте-ка сюда на постель ко мне поближе. Кейт, ты можешь идти, устала небось. За мной пока присмотрит леди Уиллоуби.

Катарина, которой бросилось в глаза, что подруга оделась соответственно — шнуровка столь тугая, что грудь поверх нее так и норовит вывалиться из платья, зазывно вздымаясь двумя холмами, и нижней рубашки просто нет, — почувствовала укол ревности, но постаралась отогнать от себя глупые мысли: не сама ли согласилась на такое ее поведение?

Кэтрин скромно присела на самый краешек огромной королевской кровати. Генрих, якобы желая подвинуть ее ближе, ловко запустил руку под юбки, которых действительно оказалось немного, и, почувствовав под ладонью крепкое женское тело, едва не задохнулся. Повинуясь его руке, Кэтрин придвинулась ближе, словно не замечая, что рука там, где ей быть не положено.

Они говорили о пустяках, Генрих при этом страшно сопел, деловито ощупывая все, что было доступно. Чтобы облегчить ему задачу, женщина чуть приподнялась. Королю очень понравилось. Он потянул красавицу к себе и попросту задрал юбки, щупая уже обеими руками.

Сквозь сопение она разобрала:

— У тебя крепкий зад, не то что у моей жены…

— Вам нравится?

— Угу…

Кэтрин ловко развернулась и показала свой зад во всей красе, ничуть не стесняясь. Король смог убедиться, что Кэтрин хороша не только на ощупь. Вволю налюбовавшись всем, что его заинтересовало, Генрих почувствовал, что сильно устал и хочет есть, а потому от души ущипнул красотку за мягкое место, отчего остался красный след, опустил ей юбки и удовлетворенно хмыкнул:

— Мне нравится.

Но Кэтрин была достаточно осторожна, она понимала, что так можно легко скатиться на позиции простой утехи в спальне, которую бросят, как только надоест. Женщина вдруг почти всхлипнула:

— Ах, Ваше Величество…

— Что? — Генрих, как все мужчины, терпеть не мог женские слезы.

— Вы обладаете каким-то особым даром… — Она упала перед кроватью на колени и зарылась лицом в одеяло, с трудом переводя дыхание от исходящего зловония. — Ваши руки…

— Что мои руки? — насторожился король.

— Они обладают какой-то необыкновенной мужской силой, я никогда не испытывала ничего подобного. Вы можете легко заставить потерять голову любую женщину! Я просто не имела сил сопротивляться вашим ласкам…

— Зачем им сопротивляться? Не нужно.

— Стоит вам прикоснуться ко мне, как я теряю голову. Умоляю, не делайте этого при всех, я упаду в обморок.

— Полноте, успокойся. Мы будем беседовать наедине…

У Кэтрин на глазах были настоящие слезы, но королю вовсе не обязательно знать, что это от запаха ран.

— Зайди завтра. И не стоит так туго шнуровать грудь, ей тяжело.

— Я учту ваши замечания. А может, вы сами завтра покажете мне степень шнуровки? Столь опытный мужчина, как вы, Ваше Величество, знает толк во всем…

— Покажу…

Вечер за вечером он тискал ее грудь, ставя синяки, которые она потом старательно запудривала или прикрывала кружевами, ощупывал, где только мог, но не больше. Но когда у короля «сработало», Кэтрин очень пожалела, что это произошло, потому что сто восемьдесят килограммов (король весил уже столько) припечатали ее к постели так, что назавтра болели все внутренности и даже кости.

Зато король выглядел победителем, он шутил, был милостив и даже потрепал по щеке Катарину.

Подруга королевы решила, что пора действовать, не то в порыве страсти Его Величество просто изуродует ее прежде, чем она добьется хоть чего-то.

Возвращаясь из спальни короля, Кэтрин часто заходила к королеве и рыдала у нее на плече:

— Я чувствую себя не просто подлой, а мерзкой. Но теперь ничего не изменишь, либо я добьюсь своего, либо мы обе попадем в Тауэр.

В декабре в Тауэр попал Генри Говард граф Суррей. Устав ждать результата от Кэтрин, Эдвард Сеймур предпринял атаку сам. Он узнал, что Генри украсил свой дворец силуэтами королевских львов, словно намекая на свое право на трон. Оно было большее, чем у Генриха, всего второго в роду Тюдоров, отец которого власть не получил по наследству, а взял после победы в войне Алой и Белой Розы. Но разве это давало право наглецу считать себя равным королю?!