Ночь - мой дом - Деннис Лихэйн

Ивелия повесила трубку и вернулась на свое место:

— Он внизу, в баре.

Эстебан откинулся на спинку кресла и развел руками, не сводя взгляда с Джо.

— Полагаю, вы хотите получить эксклюзивные права на всю нашу патоку, — проговорил он.

— Не эксклюзивные, — возразил Джо. — Но вы не будете продавать ее организации Уайта или кому-то, кто с ней связан. Любые мелкие операторы, которые не имеют отношения ни к нам, ни к ним, могут работать как работали. В свое время мы приберем к рукам и их.

— И за это я получаю доступ к вашим политикам и вашей полиции.

Джо кивнул:

— И к моим судьям. Не только к тем, которые сейчас у нас есть, но и к тем, которые у нас будут.

— Судья, до которого вы сегодня добрались, назначен федеральными властями.

— И у него имеется в Окале негритянка с тремя детьми. Его жена и Герберт Гувер очень удивятся, если о них узнают.

Эстебан долго смотрел на сестру. Потом снова повернулся к Джо:

— Альберт Уайт — хороший клиент. И уже довольно давно.

— Два года, — уточнил Джо. — С тех пор, как кто-то перерезал глотку Клайву Грину в борделе на Восточной Двадцать четвертой.

Эстебан поднял брови.

— Я сидел в тюрьме с марта двадцать седьмого, сеньор Суарес. Заняться мне было нечем, вот я и готовил домашнее задание. Альберт Уайт может предложить вам то, что предлагаю я?

— Нет, — признал Эстебан. — Но если я откажусь поставлять ему товар, меня втянут в войну, которую я не могу себе позволить. Попросту не могу. Жаль, что я не встретился с вами два года назад.

— Но мы встретились сейчас, — заметил Джо. — Я предложил вам судей, полицию, политиков, централизованную модель производства, при которой мы оба сможем делить прибыль поровну. Я убрал два самых слабых звена в моей организации, а кроме того, избавил вашего хваленого винокура от высылки. Все это я проделал, чтобы вы подумали о снятии эмбарго на торговые операции с Пескаторе в Айборе, поскольку я решил, что этим эмбарго вы подаете мне своего рода сигнал. Я пришел к вам, чтобы сказать: я этот ваш сигнал услышал и понял. И если вы скажете мне, что вам нужно, я это обеспечу. Но взамен вы должны дать то, что нужно мне.

Эстебан снова переглянулся с сестрой.

— Да, вы можете для нас кое-что достать, — произнесла она.

— Идет.

— Только оно хорошо охраняется и не дастся без боя.

— Ничего-ничего, — откликнулся Джо. — Мы это сделаем.

— Вы даже не знаете, что это.

— Если мы это достанем, вы разорвете все связи с Альбертом Уайтом и его помощниками?

— Да.

— Причем даже если это приведет к кровопролитию.

— Это наверняка приведет к кровопролитию, — заметил Эстебан.

— Да, — согласился Джо, — приведет.

Эстебан погрузился в скорбные раздумья. Печаль заполнила комнату. И потом он изгнал ее прочь, словно устроив сквозняк.

— Если вы сделаете то, что я прошу, Альберт Уайт больше не увидит ни капли патоки Суаресов и ни капли готового рома Суаресов. Ни единой капли.

— А ваш сахар-сырец он сможет покупать?

— Нет.

— По рукам, — сказал Джо. — Что вам нужно?

— Оружие.

— Хорошо. Назовите модель.

Эстебан протянул руку назад и взял со стола листок бумаги. Поправив очки, сверился со списком:

— Автоматические винтовки Браунинга, автоматические пистолеты, пулеметы пятидесятого калибра на складных треногах.

Джо глянул на Диона. Оба фыркнули.

— Еще что-нибудь? — спросил Джо.

— Да, — ответил Эстебан. — Гранаты. И ящичные мины.

— Что такое ящичная мина?

— Все это на корабле, — сообщил Эстебан.

— На каком?

— На военном транспорте, — объяснила Ивелия. — У седьмого пирса. — Она кивнула в сторону задней стены. — В девяти кварталах отсюда.

— Вы хотите, чтобы мы устроили налет на военный корабль, — уточнил Джо.

— Да. — Эстебан посмотрел на часы. — И пожалуйста, не позже чем через два дня, а то они уйдут из порта.

Он протянул Джо сложенный листок бумаги. Разворачивая его, Джо чувствовал сосущую пустоту внутри: он вспомнил, как передавал такие же записки отцу. Два года он твердил себе, что отца убила не тяжесть этих бумажек. В некоторые ночи ему почти удавалось себя в этом убедить.

«Сиркуло кубано», 8:00.

— Пойдете туда утром, — продолжал Эстебан. — Встретите там женщину, ее зовут Грасиэла Корралес. Она будет вместе с партнером, выполняйте их распоряжения.

Джо убрал бумажку в карман и сказал:

— Я не выполняю приказов женщин.

— Если хотите вытеснить Альберта Уайта из Тампы, — проговорил Эстебан, — вам придется выполнять ее приказы.

Дион во второй раз привез Джо к гостинице, и Джо велел ему подождать где-нибудь поблизости, пока он не решит, будет ли сегодня проводить здесь вечер.

Служитель, одетый, как цирковая мартышка, в красный бархатный смокинг и такую же феску, резво выскочил из-за пальмы в кадке, установленной на веранде, выхватил у Диона чемоданы Джо и провел самого Джо внутрь. Дион остался ждать у машины. За мраморной стойкой Джо зарегистрировался и расписался в книге постояльцев золотой перьевой ручкой, которую протянул ему строгий француз с сияющей улыбкой и мертвыми глазами куклы. Француз передал ему латунный ключ на коротеньком шнурке красного бархата. На другом конце шнурка болтался тяжелый золотой квадратик с номером его комнаты: 509.

Номер люкс оказался действительно люксом: с кроватью площадью с Южный Бостон, с изящными французскими креслами, с изящным французским столом, сидящему за которым открывался вид на озеро. И в номере действительно имелась ванная, размером больше его камеры в Чарлстауне. Тот же служитель показал ему, где розетки, как включать лампы и потолочные вентиляторы. Кроме того, он продемонстрировал ему кедрового дерева платяной шкаф. Показал он ему и радиоприемник, обязательный для каждого здешнего номера. Джо тут же вспомнил Эмму и пышную церемонию открытия «Статлера». Он дал служителю чаевые, выпроводил его, уселся в одно из французских кресел, закурил папиросу и стал смотреть на темное озеро и на громаду отражавшейся в нем гостиницы: бесчисленные наклонные квадратики света на черной поверхности воды. Он невольно задумался, что сейчас может видеть отец и что — Эмма. Могут ли они увидеть его? Могут ли они видеть прошлое и будущее? Или невообразимые безбрежные миры? Или они не видят ничего? Потому что сейчас они — ничто. Они мертвы, они — прах, кости в ящике, а кости Эммы даже не собраны в ящик.