Декстер мертв - Джеффри Линдсей

– Спасибо за вашу помощь, мистер Морган, мистер Кронауэр. – Рэвис кивнула: – Можете идти.

Кронауэр поднялся и вежливо ответил:

– Спасибо вам, агент Рэвис. Агент Блэнтон. – Потом глянул на меня. – Мистер Морган? – И направился к дверям.

Я встал следом. Мне тоже хотелось сказать федералам что-нибудь вежливое, но все, что приходило в голову, звучало фальшиво. Поэтому я просто кивнул и пошел к выходу. Но Андерсон поймал меня у самых дверей, загородив проход своей тушей.

– Это еще не конец, мудачьё, – почти ласково сказал он.

– Пока вы на свободе – нет, – парировал я. – Наркотики? Серьезно, детектив? Это все, на что вы способны?

Он продолжал испепелять меня взглядом, видимо, надеясь, что я растаю. Но я стоял твердо, и после долгой паузы Андерсон сдался.

– Это еще не конец, – повторил он и шагнул в сторону.

Я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Кронауэр ждал меня снаружи в компании все той же молодой и серьезной женщины в костюме, что сопровождала нас до этого.

– Мне начинает казаться, что детектив Андерсон от вас не в восторге, – заметил Кронауэр.

– Да? С чего вы взяли?

Кронауэр посмеялся, а потом обратился к женщине:

– Агент?

Она уже с легким нетерпением ждала, когда проводит нас в вестибюль и поскорее от нас избавится. Так она и поступила, не тратя своего драгоценного времени на пустую болтовню. Шла она так быстро, что только внизу я вспомнил, что хотел спросить.

– М-м… агент?

Она безучастно на меня взглянула.

– Да?

– Где здесь можно поймать такси? У меня нет машины.

– О! – воскликнул Кронауэр, прежде чем агент успела ответить. – Господи, конечно, у вас нет машины! Я без проблем подброшу вас до гостиницы.

– Очень любезно с вашей стороны. Надеюсь, я не помешаю вашим планам?

– Ничуть, ничуть, пойдемте, – на удивление энергично заговорил Кронауэр.

Он взял меня за локоть и повел к выходу, оставив молодого агента в одиночестве.

– Моя машина вон там, – пояснил Кронауэр, ведя меня к скромному серому седану с буквой «Б» на каждом диске. И только оказавшись в салоне, обитом тонкой кожей, с приборной панелью из дорогого дерева, я понял, что «Б» значит «бентли». Я скользнул на сиденье, отдававшее сладковатым ароматом, и попытался не запачкать салон своей одеждой или нечистыми мыслями.

Кронауэр уселся за руль и завел двигатель. Тот тут же заурчал, как огромная кошка.

– Так, а где вы остановились? – поинтересовался Кронауэр.

Я сказал ему адрес и название гостиницы, и автомобиль покатил по шоссе И-95 на юг. В салоне было так тихо, что я боялся даже кашлянуть. Несколько минут мы ехали в тишине, а потом Кронауэр сказал:

– Надеюсь, вы поняли, что все хорошо. Очень хорошо.

– Да. За исключением бомбы.

– Нет-нет, это-то и самое лучшее, – заметил Кронауэр вполне серьезно. – Бомба помогла вам добиться сочувствия, мистер Морган. Журналюги-ищейки уже полагают, что вы невиновны.

– Я и правда невиновен, – заметил я. Кронауэр лишь кивнул с непроницаемым видом. – Наверно, все ваши клиенты так говорят.

– Не все, – тихо посмеялся адвокат. – Бывали и те, кто очень гордился своими свершениями.

– Наверно, в таких случаях вам приходится непросто.

– О, ничуть. Что я знаю и во что верю – не важно. Важно, во что верит суд. А в вашем деле в этом плане нам стало чуточку легче. В любом случае я очень удивлюсь, если дело дойдет до фактического разбирательства. – Кронауэр дернул головой и глянул на меня так, точно я его чем-то напугал. – В том смысле, что, может, обвинения с вас снимут раньше.

– О, было бы прекрасно.

Адвокат вновь перевел взгляд на шоссе, оставив меня гадать, отчего он так вздрогнул. В остальном дорога до гостиницы была спокойной. «Бентли» с удивительной плавностью мчался по асфальту; остаток пути, к моему удовольствию, мы провели в тишине. Обычно, когда едешь с кем-то в машине, даже малознакомым, приходится говорить о футболе, политике или сексе – но ничего из перечисленного меня не интересует. Конечно, моя человеческая сторона знает кое-что по каждой из этих тем, но все-таки приятно не выжимать из себя глупых замечаний о том, что «у “Дельфинов”[49] теперь атака никакая, не то что в две тысячи восьмом!».

Минут двадцать спустя Кронауэр остановился на парковке перед моей гостиницей. Когда мы остановились у двери, я выглянул в окно, гадая, сколько времени еще здесь пробуду, прежде чем мне придется снова переезжать. Я рассчитывал хотя бы на пару ночей: кровать здесь была гораздо удобнее предыдущих, и я намеревался хорошенько на ней выспаться.

– Что ж, это место хотя бы выглядит прилично. – Кронауэр любезно улыбнулся. – Надеюсь, комната ничего. Вы ведь не на первом этаже?

– На третьем с чудесным видом на помойку, – усмехнулся я.

– Вот и чудно. Напомните-ка, какой у вас номер? Мне нужно будет прислать вам кое-какие документы.

– Триста семнадцать.

– Хорошо. Это, конечно, непросто, но постарайтесь никуда не выходить. Не стоит мелькать перед репортерами.

– Знаю, – сказал я. Формально говоря, это не было согласием, к тому же сдерживать обещание я не собирался.

– Не болтайте ни с кем из прессы, это главное.

– Не буду. – А вот этого я действительно намеревался избежать.

– Ну ладно. – Кронауэр нажал на кнопку, и дверь с моей стороны щелкнула.

Я открыл ее.

– Спасибо, мистер Кронауэр, – сказал я. – За все.

– О, благодарить меня еще рано, – отмахнулся адвокат.

Я выбрался из роскошного «бентли», и еще до того, как я вошел в гостиницу, машина бесшумно растворилась в темноте.

Часы у меня в номере показывали только без двадцати пять. Не может быть! Я умудрился переделать кучу дел за такое короткое время. От радости у меня проснулся волчий аппетит – жаль, что рядом с отелем ни одной приличной закусочной, кроме дурацкой сетевой забегаловки, которая в сто крат хуже вчерашней.

Я тяжело вздохнул, прогоняя голод и усталость, уселся на ужасно неудобный стул у стола и погрузился в размышления. День выдался не такой уж бесполезный. Очень может быть, что хотя бы Андерсон будет какое-то время вести себя прилично. Надеяться, что федералы займутся им основательно и выдвинут ему какие-либо обвинения, конечно, не стоило. Но по крайней мере они поняли, что с ним что-то неладно, а это хотя бы временно ограничит его свободу. Если, конечно, со страху он не вздумает учудить что-нибудь похлеще. На что намекали его последние слова в мой адрес: «Это еще не конец».