Келльская пророчица - Дэвид Эддингс

– Считай, ты убил противника. Ты ударил в самый верхщита. Теперь копье твое чересчур задрано вверх – так ты угодишь рыцарю прямо взабрало и сломаешь ему шею.

– Тогда я еще попрактикуюсь.

К полудню Закет сделал значительные успехи.

– На сегодня довольно, – сказал Гарион. –Становится чересчур жарко.

– А я прекрасно себя чувствую! – возразилокрыленный Закет.

– Признаться, я пекусь вовсе не о тебе, а о твоейлошади.

– А-а-а... Да, она уже в мыле – слегка...

– Не слегка, Закет. К тому же лично я уже нагулялпрекрасный аппетит.

День турнира выдался очень солнечным. Толпы праздничноразодетых горожан тянулись по улицам к ристалищу, где должны были состоятьсяпоединки.

– Знаешь, мне кое-что пришло в голову, – сказалЗакету Гарион, когда они вышли из дворца. – И мне, и тебе, в сущности,наплевать, кто выйдет победителем в турнире, правда?

– Что-то я тебя не пойму.

– У нас есть дела поважнее, а ушибы и переломы были быдля нас только досадной помехой. Так что достаточно нанести несколько ударов,повергнуть наземь пару рыцарей, а затем беспрепятственно позволить другимвыбить нас из седел. Честь наша останется таким образом незапятнанной, да исерьезных ранений мы избежим.

– Ты предлагаешь нам сдаться добровольно? И это ты,Гарион?

– Но это разумно.

– Я в жизни еще не проигрывал сражения!

– С каждым днем ты все больше и больше делаешьсяпохожим на Мандореллена, – вздохнул Гарион.

– Кстати, – продолжал Закет, – ты забываешькое о чем. Мы ведь назвались доблестными рыцарями и сверх того сообщили, чтонам предстоит великий подвиг. Если мы не сделаем все, что в наших силах,Нарадас напоет королю всякой всячины и заронит в его сердце подозрение. Ну, аесли мы победим, то вырвем у змеи жало.

– Победим? – фыркнул Гарион. – Конечно, тымногому научился за эту неделю, но ведь нам предстоит сразиться с теми, ктоорудует копьем всю жизнь! Так что, думаю, победа нам не грозит.

– Тогда идем на компромисс? – хитренько прищурилсяЗакет.

– Да что у тебя на уме?

– Если мы выйдем победителями в турнире, король несможет ни в чем нам отказать, правда?

– Обычно так и происходит.

– Тогда, возможно, он с радостью позволит Бельгаратувзглянуть на вожделенную карту? Уверен, он прекрасно знает, где она находится,или вынудит Нарадаса показать ее.

– Слова твои не вполне лишены здравого смысла...

– Ты ведь волшебник. Так устрой, чтобы мы выиграли!

– Да ведь это же мошенничество!

– Ты удивительно непоследователен, Гарион. Сперва тыпредлагаешь нам свалиться с коней, словно кули с мукой, но ведь и этомошенничество, не так ли? Вот что я тебе скажу, друг мой. Я, императорМаллореи, даю тебе свое императорское соизволение: можешь мошенничать скольковлезет. Ну как, теперь ты согласен?

Гарион с минуту поразмышлял и кое о чем вспомнил.

– Помнишь, я рассказывал тебе, как прекратил войну,чтобы дать возможность Мандореллену и Нерине без помех пожениться?

– Ну да. А что?

– Вот как я это сделал. Любое копье рано или поздноломается. К концу турнира лошади будут разгуливать по колено в щепках. Мое жекопье стало прочнее стали. Это великолепно сработало. В тот день ни один изсамых доблестных рыцарей во всем Мимбре не усидел в седле.

– А мне казалось, ты говорил, будто обрушил на ихголовы бурю...

– Это было несколько позднее. Тогда две огромные армиисошлись лицом к лицу на равнине. Даже мимбрийцы не могут сражаться на поле,которое то и дело дырявят кошмарные молнии. Они не настолько глупы.

– Прекрасная военная карьера, мой юный друг, –засмеялся Закет.

– Да, забавный выдался денек, – призналсяГарион. – Нечасто удавалось мне в одиночку обратить в бегство сразу двеармии. Правда, потом я долго выпутывался из того, что сам нагородил. Когдапортишь погоду, никогда не знаешь, каковы окажутся последствия. Бельгарат и Бельдинпотом полгода шныряли туда-сюда по свету, усмиряя стихию. Дедушка былневероятно зол, когда вернулся. Среди прозвищ, которыми он щедро меня одаривал,«болван» было самым ласковым.

– Кстати, ты вскользь упоминал о каких-то«заграждениях». Что это за штука?

– В землю в самом центре ристалища вбивают нечто вродесвай, между которыми укрепляют длинные шесты – примерно на высоте лошадинойгруди. Противники с противоположных сторон съезжаются как раз к этому шесту.Полагаю, это делается для того, чтобы лошади не налетели друг на друга. Добрыекони нынче в большой цене. Кстати, это мне кое о чем напомнило. На нашейстороне еще одно преимущество – и, надо сказать, немалое. Кони наши крупнее исильнее здешних.

– Правда твоя – и все же я чувствовал бы себе спокойнее,ежели б ты прибег к хитрости.

– Одно другого не исключает. В честном бою мы с тобойоба нахватали бы столько синяков и ссадин, что потом неделю не смогли быподняться с постели. Но нам предстоит важное свидание – если, разумеется,удастся дойти до места, где оно назначено.

В преддверии поединка ристалище щедро украсили яркимифлагами и вымпелами, а для короля, придворных дам и тех, кто в силу почтенноговозраста уже не мог принимать участия в состязании, возвели трибуну.Простолюдины плотным кольцом окружили ристалище – они глазели на двух шутов,развлекавших толпу, покуда рыцари заканчивали последние приготовления. Впротивоположных концах поля высились яркие полосатые шатры – онипредназначались для рыцарей, которым могло понадобиться починить доспехи иливволю пострадать вдали от посторонних глаз: ведь стоны и зубовный скрежетповерженных могли бы испортить всеобщее веселье.

– Я сейчас вернусь, – сказал другу Гарион. –Хочу потолковать с дедушкой.

Он спешился и двинулся к тому краю трибуны, где восседалБельгарат, облаченный в белоснежное одеяние, нимало не согласующееся с сердитымвыражением лица.

– Как ты элегантен! – оценил его наряд Гарион.

– Вероятно, таково у здешних портных представление ошутках, – буркнул Бельгарат.