Заговор против террора - Алекс Маркман

— Как исполняющий обязанности министра, вы должны нам помочь установить подлинность фактов, изложенных в записке товарища Рюмина. Я полагаю, вы уже ознакомились с ее содержанием.

— Да, ознакомился, — подтвердил Огольцов. — Все, о чем в ней докладывает товарищ Рюмин, имеет место в МТБ.

Огольцов понял, чего от него хотят, и. добровольно угодил в ловушку, расставленную Берией. Впрочем, выбора у него не было. Как в народной сказке: пойдешь направо. пойдешь налево. пойдешь прямо.

— Вы знали о состоянии дел в МГБ до докладной Рюмина? — спросил Хрущев.

«Молодец, Никита. Понимаешь все, как надо».

— Деталей не знал. На этот вопрос более подробно могут ответить начальники следственных отделов, — Огольцов начал нервничать, вдруг всем существом унюхав приближение опасности. — Между собой мы, подчиненные Абакумова, порой обсуждали ненормальную ситуацию, сложившуюся в следственных отделах. Застой в этих делах весьма тревожил нас.

— Какие меры предпринимали вы, чтобы ускорить процесс следствия? — спросил Маленков.

— Мы все выполняли приказы Абакумова, — окрепшим голосом продолжил Огольцов, очевидно, полагая, что нашел выход из положения. — Я прошу вас учесть, что МГБ — военная организация, и мы в ней связаны военной дисциплиной. Абакумов подчинялся Политбюро и лично товарищу Сталину. Никто не мог предполагать, что он умышленно будет тормозить следствие и скрывать факты, неоспоримо свидетельствующие о вине подследственных.

Берия поблагодарил Огольцова и отпустил его. После того, как все разошлись, позвонил Сталин.

— Разобрались? — лаконично спросил вождь.

— Мы почти выяснили полную картину предательства Абакумова, товарищ Сталин, — заверил его Берия. — Нам нужен еще день, чтобы собрать и подытожить обширный материал.

— Не теряйте времени, — напутствовал вождь, давая карт-бланш на расправу над Абакумовым и всеми не угодными Берии людьми. Первая большая ошибка вождя, с удовлетворением отметил Берия. За ней должны последовать другие.

С самого раннего утра четвертого июля и до позднего вечера комиссия Политбюро допрашивала начальников следственной части по особо важным делам, заместителей министра. Затем снова был вызван Огольцов. На это расследование, по настоянию Берии, был приглашен и включен в комиссию его преданный друг Гоглидзе, имевший многолетний стаж работы в МТБ. Процесс расстановки надежных людей в эшелонах власти начался по задуманному плану.

Каждому из допрашиваемых была ясна задача: топить Абакумова. Но, имея за плечами немалый опыт работы в МГБ, они не могли не понимать, что пойдут вслед за Абакумовым, замкнутый круг. Сказать правду, что никакого преступления не обнаружено, значило идти против воли Политбюро, а это — немедленный расстрел. Ведь над работниками МГБ не бывает открытого суда. А признание того, что следствие не выполнило свою задачу, означало умышленное сокрытие очевидных фактов. В итоге — опять расстрел.

Поздно вечером члены чрезвычайной комиссии Политбюро разошлись на короткий перерыв. Собрались после десяти вечера, чтобы подвести черту под результатами расследования. Берия надеялся, что много времени это не займет, и, наконец-то он сможет поехать домой, чтобы выспаться. Завтрашний день будет не менее жарким, и отдых совсем бы не помешал.

Когда все расселись, Маленков встал, как бы подчеркивая важность предстоящего сообщения, и в наступившей напряженной тишине объявил:

— Звонил товарищ Сталин. Я сообщил ему вкратце о результатах нашей работы.

Товарищ Сталин сказал, что прибудет в свой кабинет в Кремле после полуночи. Он хочет лично услышать объяснения Абакумова и Рюмина.

Надежды Берии выспаться мгновенно рухнули. Предстоящая ночь скорее всего передышки не даст. Торопится вождь, торопится. Не терпится ему отправить все нынешнее руководство в могилу прежде, чем он сам туда сойдет. Что ж, с падением Абакумова сделать это будет сложнее. Не те времена, товарищ Сталин. Не те люди. У всех, даже у самых неопытных, есть понимание обстановки. Только такие идиоты, как Рюмин, не догадываются, что топор занесен над всеми без исключения.

Берия предложил сделать еще один короткий перерыв до прихода вождя. Члены комиссии разошлись кто куда. Берия увлек Маленкова к себе в кабинет.

— У меня есть сведения, что Рюмин собирает материалы на меня и на тебя. Роется в секретных архивах МТБ, сует нос в личные бумаги Абакумова. Его придется повысить сейчас в должности, но его нельзя допускать к власти.

— Что ты предлагаешь? — спросил Маленков.

— Поставить верных людей, которые будут надежно контролировать ситуацию. Предложи кандидатуру Игнатьева на пост министра. Он ничего не смыслит в делах МТБ, и это устроит Сталина. Ему там не нужен опытный человек. Пока заместителем оставим Огольцова, посмотрим, как он будет вести себя сегодня ночью. А потом мы сделаем заместителем Гоглидзе. А Гоглидзе все возьмет в свои руки, и тогда МТБ будет под нашим полным контролем. Согласен?

— Я тоже так думал. Игнатьев — преданный мне человек. Он будет делать то, что я скажу. Что насчет Огольцова?

— В конечном итоге от него нужно избавиться. Слишком много знает и может предать в ответственный момент. Его и Питовранова нужно посадить и изолировать.

К часу ночи наступившего пятого июля в Кремль прибыли Абакумов, Огольцов и Рюмин. Их развели по разным комнатам.

Сталин был мрачен, хотя выглядел вполне спокойным. Знаком он приказал пригласить всех в кабинет. Через полминуты они вошли, не в силах скрыть охватившее их волнение. Глаза Рюмина были прикованы к Сталину, а Абакумов успел встретиться взглядом с каждым членом комиссии.

Сталин почти приветливо поздоровался с ними и предложил сесть.

— Вы ознакомились, товарищ Абакумов, с докладной товарища Рюмина? — спросил Сталин.

— Да, ознакомился.

— Что вы можете сказать по этому поводу?

— Товарищ Сталин, — резко, с нервным металлом в голосе заговорил Абакумов. — Обвинения Рюмина надуманны и беспочвенны. Я не раз указывал ему, что в его заключениях нет существенных доказательств, которые можно было бы представить суду. Все его отчеты, без исключения, составлены неграмотно.

— Товарищ Абакумов, — прервал его Сталин. — Не допускайте резких выражений. Мы разберемся во всем. Давайте дадим слово товарищу Рюмину.

— Он говорит, — начал Рюмин, указывая пальцем на Абакумова, — что нет доказательств в моих отчетах. А сам делал все, чтобы таких доказательств не было. Вот, я допрашивал еврейского националиста Этингера. Этингер во всем признался. Один раз он сам лично, — тут Рюмин указал рукой на Абакумова, — присутствовал на допросе. И что он после этого сказал мне? Что я неграмотно веду следствие, мол, все, что я написал, чепуха, и грозился уволить меня с работы. А сам посадил Этингера в холодную камеру.

— Ложь! — почти выкрикнул Абакумов. — Я даже.