Заговор против террора - Алекс Маркман

— Товарищ Абакумов, — не дал ему закончить Сталин. — Пожалуйста, успокойтесь. И не прерывайте товарища Рюмина. Мы дадим вам высказаться позже. Продолжайте, товарищ Рюмин.

— Да, в холодную камеру. — Глаза Рюмина лихорадочно блестели. Такая поддержка Сталина воодушевила его, голос зазвенел, пухлые щеки раскраснелись от притока крови. — Этингер там и умер от холода. А с мертвого что возьмешь? Если бы он остался жив, он бы рассказал, кто были его сообщники. Вот, я считаю, что он посадил Этингера в эту камеру умышленно, чтобы замести следы.

Абакумов не стал дожидаться, когда Сталин предоставит ему слово.

— Я прошу вас, товарищ Сталин, дать мне возможность показать вам протоколы допросов, которые делал Рюмин. Вы убедитесь, что все они составлены человеком неграмотным не только в вопросах элементарной грамматики русского языка. В них полностью отсутствует знание следственной работы.

— Товарищ Абакумов, — слегка повысил голос Сталин. — Я еще раз предупреждаю вас: воздержитесь от резких выражений в отношении товарища Рюмина.

— Он меня даже на гауптвахту посадил, — вставил Рюмин. — Это за то, что я получил признания от арестованных.

— Почему же вы не увольняли Рюмина, если считали, что он неграмотный следователь?

— спросил Маленков.

— Для меня до сих пор загадка, как он попал на эту работу, — продолжал горячиться Абакумов, сверля гневным взглядом Рюмина.

— Признаете ли вы свою вину в том, что следствие до сих пор не выявило всех врагов народа и нити их заговоров? — спросил Гоглидзе.

Абакумов внезапно обрел полное спокойствие. Ему стало ясно, понял Берия, что он обречен. Теперь Абакумову надо было сделать трудный выбор: либо признать свою вину, и тогда быть расстрелянным за участие в еврейском заговоре, либо не признавать вины и умереть достойно. Второй путь тяжелее. К смерти тогда придется идти через пытки, унизительные допросы, холодные камеры и закрытый суд, на котором заклеймят его позором и приговорят к расстрелу.

— Я признаю свою вину в одном, — негромко сказал Абакумов. — Я виноват, что допустил к ответственной работе таких безграмотных людей, как Рюмин.

Берия отметил, что Сталин не прервал Абакумова и не сделал ему замечания. Очевидно Сталин, как и сам Берия, был удивлен, что Абакумов выбрал второй путь: умереть достойно. Сталин ненавидел таких людей всеми фибрами своей души. У него порой хватало милосердия облегчить смерть тому, кто унижался и ползал перед ним, как червяк. Гордому человеку приходилось пройти сквозь муки ада, чтобы заслужить смерть. Абакумов знал это и, тем не менее, выбрал второй путь.

Берия неохотно признался себе, что испытывает уважение к бывшему министру. Но что будет, если на допросах он расскажет все, что знает о Берии? Гоглидзе должен держать Рюмина в узде.

— Товарищ Абакумов, — сказал Сталин внешне спокойно, однако Берия различил едва сдерживаемый гнев. — Вы можете идти. Вам лучше не появляться в здании МГБ до тех пор, пока комиссия не опубликует свои выводы и решения. Вы, товарищ Рюмин, тоже можете идти.

После их ухода гнетущая тишина воцарилась в кабинете Сталина. Все ждали, с кого он продолжит разборку.

— Что вы скажете, товарищ Огольцов? — спросил Сталин.

— Факты, приведенные товарищем Рюминым, несомненно, имеют место, — поспешил ответить Огольцов. — Если бы не Абакумов, мы бы давно закончили следствие.

— Можете идти, товарищ Огольцов, — отпустил его Сталин.

Огольцов вышел.

— По вашему предложению, Огольцов временно занимает пост министра? — спросил Сталин, вопросительно глядя на Берию.

— Это только вопрос нескольких дней, — ответил Берия. — Огольцов был первый заместитель министра. Однако он так же виновен в происходящем, как и Абакумов. Я предлагаю в ближайшие дни отстранить его от всех занимаемых должностей и объявить выговор по партийной линии. То же относительно другого зама, Питовранова. А там следствие покажет, насколько они замешаны в деле Абакумова.

— Мы предлагаем назначить на пост министра товарища Игнатьева, — ловко ввернул в разговор Маленков. — Он себя зарекомендовал.

— Хороший выбор, — поддержал Сталин. — Назначьте Рюмина заместителем министра по следственной части. Передайте в его ведение дела ЕАК, еврейской молодежной организации и дело врачей. И также пусть ведет следствие по делу Абакумова.

«Весело будет», — про себя усмехнулся Берия. Такова месть Сталина за проявленную Абаумовым гордость. Теперь Рюмин душу вытащит из Абакумова, добиваясь признания вины. Вот он «повеселится» на допросах бывшего начальника, к которому испытывает звериную ненависть.

На лице Сталина появилось выражение бесконечной усталости.

— Я оставляю все организационные вопросы на вас, — сказал он, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно. — Продолжайте работать.

Сталин встал, и члены комиссии тоже поднялись. Когда Сталин вышел, Маленков объявил:

— Я составлю протокол заседания комиссии Политбюро, и мы обсудим его на следующем совещании. Сейчас заседание комиссии считаю закрытым.

После того, как все разошлись, Маленков попросил Берию задержаться на несколько минут.

— Я подготовлю письменное решение Политбюро, в котором будет сказано, что все факты, сообщенные Рюминым, подтвердились. Есть у тебя какие-либо предложения или соображения на этот счет?

— Пиши, что хочешь, Георгий. Нужно делать то, что говорит Сталин, и другого варианта нет. Но после того, как это решение станет известно, пусть даже только внутри партаппарата, вся вина за провал следствия ляжет на Политбюро, и в первую очередь на нас с тобой. Хозяин не понимает и не хочет понимать, что закончить это следствие никогда не удастся, и к открытому суду оно никогда не будет готово. Мне известно, что многие из арестованных евреев оказались на удивление твердыми орешками. Но даже не в этом суть дела. Любой вариант с еврейскими делами приведет к печальным последствиям. Мы тратим много денег на пропаганду за границей. Эти суды, открытые или закрытые, нанесут удар по всем компартиям мира. Все усилия последних лет пойдут коту под хвост. Как Западная, так и Восточная Европа придут в ужас. Внутри Союза, сам понимаешь что начнется. Мы с тобой пойдем первыми под топор, потом те, у кого жены еврейки, или родственники, или все случится в другой очередности, но результат будет один.

— Я знаю, Лаврентий, я знаю. Тем не менее я считаю, что мы идем в правильном направлении. В особенности, с назначением Игнатьева.

— Согласен. Сейчас остались только двое: Власик и Поскребышев. Есть кое-кто в кремлевской охране и на ближней даче, кого нужно заменить, и я обо всем этом позабочусь. Весь вопрос, кто успеет первым. Вождь торопится. Мы тоже должны поспешить.

//__ * * * __//

Колеса правительственной машины закрутились с бешеной скоростью. Спустя неделю, 11 июля, Маленков зачитал членам Политбюро их решение: «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности». После этого Абакумов был официально смещен с поста министра и на следующий день арестован. В начале августа Игнатьев был назначен министром МГБ. Все остальные назначения Берии выполнялись беспрекословно. Сталин даже согласился с предложением назначить Гоглидзе первым заместителем Игнатьева. Все, казалось бы, шло по задуманному плану. Если бы не один тревожный факт. Сталин не принимал Берию, не звонил ему, не давал никаких распоряжений и не задавал никаких вопросов. Все руководство он осуществлял через Маленкова, или, если это не касалось МГБ, через Хрущева. Люди Берии донесли ему, что здоровье Сталина резко ухудшается: он не может долго работать, быстро устает, выглядит болезненно. Двенадцатого августа Сталин объявил Маленкову, что через день-два уезжает в Абхазию отдыхать на неопределенное время.