Пять рассерженных мужей - Людмила Милевская

— А как бы вы поступили, если бы вам руку и сердце сам графпредложил? С замком, лакеями и камином под Парижем. Как бы поступили вы?

Роза и Тамарка охнули.

Ликуя, я подытожила:

— Вот так же поступлю и я.

— Мама, а как же Женька? — прорыдала Тамарка.

И Роза туда же за ней:

— Сонька, как же Женька? Он же умрёт без тебя!

— Ничего, Юлька его реанимирует, да и Роза поможет, для неёничего невозможного нет, она же у нас гинеколог, — отрезала я и с чувствомполнейшей победы отключилась.

Мишель с непониманием уставился на меня. Пришлось пояснить:

— Подруги, немного чокнутые, но очень милые. Прикидываютсячто за Женьку переживают, а сами боятся, что уеду в Париж. Остаться без менябоятся.

— Почему? — удивился Мишель.

— Я же вам говорила: совсем разучились без меня жить. На шаготойду, как тут же паникуют: «Где Мархалева! Где эта Мархалева? Где? Где?»

— И где она?

— Ну как же? Вот она я! Вот!

— Вы же Романова, — растерялся Мишель, но тут же нашёлся и,шутливо хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнул: — Ах да, Мархалева же это вы!Кстати, а почему вы назвались Романовой?

Пришлось рассказать о своей трагедии. Он (какая тонкаянатура) был просто сражён.

— Но если вы так своей фамилии боитесь, почему же не взялипсевдоним? — спросил он.

О! Здесь мне было что рассказать!

— Как — не взяла? — воскликнула я. — Взяла, ещё как взяла!Но и здесь перешла дорожку подруга. О-о, сколько у меня неприятностей от них!Дело в том, что от первых шагов моей жизни подруги преследуют меня. Всеважнейшие события с их участием происходят. Судите сами: первым издателем моимтоже подруга была. Само собой, она и таланту моему и красоте смертельнозавидовала, а что ещё ей оставалось? Она же…

Впервые Мишель мой проявил нетерпение.

— Каким образом это отразилось на псевдониме? — прервавменя, спросил он.

— Самым прямым. Ну как же, самым прямым образом. Я взялапсевдоним, прекрасный псевдоним. Афродита Сапфирова. Как звучит! Ого-го! Иподруга мне поклялась, что книга выйдет под этим именем, когда же я взяла вруки сигнальный экземпляр, то едва разрыв сердца не получила, но было поздно.

— Почему? Что же на обложке было?

— Ясно что. Сонька Мархалева — вот что было на той кошмарнойобложке, — с ужасом пояснила я.

Мишель, не разделяя моего ужаса, спокойно заинтересовалсяпустяками.

— И как же оправдалась ваша коварная подруга? — спросил он.

— «Хватит с тебя красивой внешности,» — ядовито сказала она,однако и здесь я не прогадала. Мархалева — абсолютно алкогольная фамилия, а вто время как раз Перестройка началась, а с ней и перебои с алкоголем, что немогло не отразиться на вкусах трудящихся. Имя моё русские души грело, как инекоторые другие соответствующие имена. Такой культурный подъем пошёл в народе:выстраивались очереди перед картинами Петрова-Водкина, а мои книги с прилавков просторвали. Теперь вы понимаете, кому обязана я бешеной стремительностьюпопулярности?

— Своему отцу, давшему вам имя, — со знанием дела ответилМишель.

— Да нет, подруге, которая не захотела оставить мне мойпсевдоним, но вернёмся к нашей приятной беседе, — воскликнула я, протягивая емудля поцелуев свою руку.

Мишель мою руку взял, но целовать не стал, а со всейсерьёзностью сообщил:

— Софи, я должен сделать вам предложение.

«Ах, — подумала я. — Ах! Вот оно! Началось! Началось!»

Сердце едва не выпрыгивало из моей груди.

— Софи, — краснея и нервничая, повторил Мишель. — Я долженсделать вам предложение.

— Делайте, — слабея, прошептала я.

В жизни каждой женщины наступает рубеж, который онаперешагивает с вопросом: «А как там я?» Женщина смотрится в зеркало и зачастуювидит, что она не очень.

Уже не очень. Или ещё не очень. В зависимости отпервоначальной установки.

Переступив рубеж и выяснив, что от совершенства все ещёнесколько далека, женщина обычно обращается к внутренним своим качествам, кдуховным, так сказать, прелестям.

И сразу же обнаруживает, что вот здесь-то она как раз оченьи очень. Все женщины (без исключений) обладают потрясающими духовнымикачествами, просто не все об этом знают. Зато уж те, которые знают, переступиврубеж, мгновенно начинают понимать какой высокой они цены.

Теперь уже, все осмыслив и разложив, женщина смотрит на себяв зеркало без всякого отвращения, а с должными удовлетворением и восхищением.

«Да, — думает она, — и умница я и красавица, правда, кожа нетак уж свежа, но кто на это внимание обращает? Те молодые люди, которыепостоянно встречаются в метро, задерживают на мне взгляд с большим интересом,чем на своих сверстницах. А что сказал мне вчера сосед? Ах! Когда я была юная,прекрасная и глупая, мне никто такого не говорил.»

И женщина (если она не дура) заключает, что за этим рубежомначинается лучшая её пора.

«Уже есть опыт, — радуется она, — но ещё сохраниласьвнешность. Отсюда бешеная уверенность в себе. Выходит есть все! Я вовсеоружии!»

Если к этому добавляется и благосостояние, то женщина непросто во всеоружии, она смертельно опасна!

Для мужчин, разумеется. От мужчин такая женщина получит все,что захочет, а вот у них с ней могут быть большие сложности и даже осечки.

За тем рубежом, о котором идёт речь, у женщины открываетсяновая и очень интересная жизнь. Она перестаёт занимать свой ум мелочами иузнает о главном: о себе! И сразу открывается, что она всем нужна и все ейдоступно, и в личной жизни и в карьере сплошной успех, сплошной успех и такдовольно долго.

У некоторых от успеха нет-нет да и закружится голова,перестают они думать о будущем, о том, следующем рубеже, за которым опыт таккатастрофически растёт, что для сохранения необходимой пропорции не хватает ужени внешности ни всего остального.

Если женщина к рубежу этому не готова, она рискует пересечьего с очень плохим настроением.

Я сделала хуже, с разводом рубеж пересекла, а все потому,что тянет ко дну чрезмерно скопившийся опыт. Переизбыток его у меня, что немогло не сказаться на внешности. Да-да, очень перекос этот пережить тяжело. Всамую пору давать объявление: «Меняю опыт на все остальное.»