Небо в фальшивых алмазах - Марина Белова

– Слушаю вас, – сказала Анжелика Леонидовна, окинув нас поверхностным взглядом. – Вы хотите заказать банкет? Свадьба, юбилей? Число, месяц. Сколько человек? – она выложила перед собой календарь. – Так что у вас?

– Ангелина Леонидовна, а чем же вам бабушкино имя не подошло? – поинтересовалась Алина. – Вы ведь на самом деле Ангелина Леонидовна, в девичестве Крошина, так?

Анжелика оторвала глаза от календаря и внимательно всмотрелась в наши лица:

– Я вас знаю? Мы встречались?

– Вы не ответили, – сказала Алина, сама уйдя от ответа.

– А если оно мне не нравится? – с вызовом спросила женщина. – Я действительно по паспорту Ангелина, но всем представляюсь как Анжелика. Почему? Все детство меня папочка звал Геля. Что это за имя?! Не Галя, не Алла. Геля! Деревенщиной отдает. А еще у Верки Сердючки была компаньонка с милым именем Геля, – протянула она.

– Не могу с вами согласиться, – сказала я. – Имя как имя. Вас могли бы называть Лина, если уж вам Геля так не нравится.

– А я хочу быть Анжеликой, – отрезала Иванова. – Вы о моем имени хотели поговорить или банкет заказать?

– Не то и не другое. А по поводу имени, называйте себя, как хотите, – ответила Алина. – Ладно, перейдем к делу. Вы помните, неделю назад в вашем ресторане умерла женщина?

– Кто вы? – в глазах Анжелики Леонидовны появилась настороженность.

«А ведь она испугалась. Ей есть чего бояться?»

Алина также отметила нервозность Ивановой и решила еще надавить на собеседницу. А вдруг та что-нибудь знает? По части «давления» моя подруга большой мастер: насмотрелась ментовских сериалов, а теперь вовсю подражает киношным сыщикам. Иногда это срабатывает.

– Анжелика Леонидовна, вы ведь понимаете, мы к вам пришли не просто так, – Алина замолчала, выдерживая паузу. Артистка! – С вашего разрешения мы присядем? Не дело официальных лиц держать у двери.

Анжелика кивнула и едва слышно предложила:

– Садитесь, пожалуйста.

Алина придвинула стул вплотную к столу Ивановой. Я села на расстоянии, у двери, выбрав роль зрителя. На Алинину игру стоит посмотреть: она так вживается в образ, что дух захватывает. Увы, мои театральные способности намного скромнее.

– Позвольте полюбопытствовать, зачем сюда не так давно приезжала ваша маменька? Соскучилась? – продолжила «допрос» Алина.

– Да, она сегодня вернулась из санатория, – воспользовалась подсказкой Анжелика.

– А разве утром вы с ней не виделись? Поезд приходит в семь утра. Вы появляетесь на работе после полудня. Как видите, мы все о вас знаем.

– В нашем холодильнике пусто. Готовить я не люблю. Мама с дороги устала. Я кое-что заказала из еды нашему повару. Мама приезжала за заказом, – выкрутилась Анжелика.

Меня бы такой ответ устроил, но Алину – нет.

– Неправда! – резко сказала она. – Ваша мать приезжала, чтобы спросить вас о трагическом случае в ресторане? Она не могла дотерпеть до вечера? А по телефону на эту тему говорить не решилась? Так? Отвечайте!

Анжелика отвела глаза в сторону.

– Что она вам рассказала? – сбавив обороты, повторила Алина. – Как она объяснила вам свой интерес к тому, что здесь произошло?

Неужели Алевтина Павловна раскрыла своей дочери всю правду, призналась в том, что всю свою жизнь носила чужое имя? Смелый поступок.

– Почему вы молчите? Или у вас самой были мотивы избавиться от Ады Семеновны Иволгиной?

Как у Алины сорвались с языка эти слова, не знаю. Скорее всего, она их произнесла наобум, но только Ажелика Леонидовна вдруг мелко затряслась и расплакалась.

– Разве ж я хотела? – сквозь слезы повторяла она. – Я как увидела… Сразу поняла кто передо мной… Моя мама всю жизнь страдала.

Она говорила отрывистыми фразами, все чаще и чаще всхлипывая. Истерика набирала силу.

– Успокойтесь, Анжелика, – сказала я. – К суду вас привлечь никто не может. Официальное заключение – смерть от сердечного приступа.

Анжелика заплакала тише, прислушиваясь к моим словам.

– Попейте водички, – посоветовала я. – Или вот, у меня есть валерьянка, – я извлекла из сумки пузырек с таблетками и протянула его Анжелике. Та с благодарностью взяла и тут же проглотила несколько таблеток.

Она почти успокоилась, но тут опять вылезла на первый план Алина:

– Моя коллега права: посадить вас будет сложно. Но остается еще суд совести! Покайтесь! Расскажите все как есть.

– А меня не посадят?

– Нет, – решительно сказала я, предварительно сделав знак Алине, чтобы та молчала.

Анжелика вытерла слезы, сделала несколько глубоких вздохов, с опаской посмотрела на Алину и, повернувшись на полкорпуса ко мне, стала рассказывать.

– Мой папа занимал очень высокий пост. Люди постарше должны помнить первого секретаря горкома партии Крошина Леонида Ивановича. Так вот, это мой папа. Я поздний и единственный ребенок в семье. Когда я появилась на свет, моим родителям было под сорок. Мне рассказывали, что папа, узнав о моем рождении, чуть с ума не сошел от радости. Мама до сих пор обо мне беспокоится, спать не ляжет, если меня нет дома. Как она пережила мое неудачное замужество, не знаю, но она явно обрадовалась, когда я вернулась домой. Простите, я отвлеклась. Первые двадцать лет жизни я шагала по абсолютно гладкой дороге: дом полная чаша, элитный садик, в группах не больше десяти человек, потом школа с углубленным изучением английского языка, золотая медаль и университет. Все это у меня было. Меня окружали красивые и дорогие вещи. Летом я отдыхала в Болгарии или Югославии – в ту пору для туристов из СССР были открыты лишь курорты в странах социалистического лагеря. Чтобы попасть в капиталистическую страну, надо было пройти не одну инстанцию. Наверное, побывала бы и во Франции, и в Англии, и в Германии, родись я немного раньше. Но жизнь меняется. Сначала пришел к власти Горбачев, и моего отца отправили на пенсию, потом наступили смутные девяностые годы. Кто-то богател, а кто-то по миру шел. Не скажу, что мы бедствовали. Я училась и получала стипендию, мама преподавала в институте, а папе удалось устроиться в одной коммерческой фирме. Естественно, служебной машины в нашей семье уже не было, о даче мы еще раньше забыли, но как ни странно, об этих годах я вспоминают, как о самых счастливых годах моей жизни. В нашем доме было спокойно и уютно.

Когда папа был первым секретарем, мама постоянно чего-то боялась, была нервная, взвинченная. Да и отца я редко видела. Уходил он рано, а приходил, когда я уже спала. Раз в год мы выбирались на отдых в Сочи или в Варну. Но, как правило, отец с нами проводил неделю, не больше, потом у него появлялись неотложные дела, и он, оставив нас отдыхать дальше, уезжал домой. Мама в первые дни после его отъезда места себе не находила, могла запереться в номере и не выходить из него несколько дней. Хороший у меня был отдых, правда? Один раз, когда мы вернулись с моря, я подслушала родительский разговор. Мама упрекала отца в том, что ему наплевать на семью, что у него есть женщина и он не упускает ни одной возможности, чтобы с ней встретиться. Отец все отрицал, клялся и божился, что с моим рождением он с ней порвал и больше даже не вспоминает. Мама расплакалась, потом сказала: «Извини, но она так долго стояла между нами, что и теперь мне видится ее призрак».