Тьма - Джеймс Герберт

Наводились справки и о Бравермане, и о Ферьере — человеке, выпавшем из окна в институте Кьюлека: ни о ком из них не удалось пока раскопать ничего необычного. Браверман был творческим руководителем рекламного агентства, ведущей фигурой в своей области. Ферьер — библиотекарем. Они не поддерживали между собой никаких явных отношений. Являлись ли они последователями Прижляка?

В деле об убийстве Агнес Киркхоуп и ее служанки существовала только одна зацепка. В день убийства соседи заметили возле дома мисс Киркхоуп двух прогуливающихся женщин Не будь этот район таким малолюдным и тихим, никто не обратил бы на них внимания, но поскольку район был именно таким, разные люди видели, как какие-то женщины два или три раза прошлись мимо дома мисс Киркхоуп. Вероятно, они ждали благоприятного момента для нападения. Одна из них была высокой, а другая низкорослой.

Крис Бишоп сказал, что две женщины — одна высокая, другая низкорослая — встретили его и в фэрфилдском «Доме отдыха». Те же самые? Возможно. Даже вероятнее всего. У Пека почти не осталось подозрений, касающихся исследователя-парапсихолога. Он, без сомнения, был во всем этом замешан, но только как потенциальная жертва — в этом детектив был теперь уверен. Напротив, все было направлено против самого Бишопа, кто бы — или что бы — за этим ни скрывалось. Почему? Да черт его знает! Все это лишено было всякого смысла.

Бишопу повезло, что Пек приказал приставить к нему «хвост». Двое полицейских, следивших за ним в тот вечер, сопровождали его до психиатрической лечебницы, а когда получили по радио приказ доставить Бишопа в дом Кьюлека, зашли внутрь. И увидели, что пациенты пытаются утопить Бишопа в ванне. Хорошо еще, что сыщики были вооружены — в то время Пек еще подозревал Бишопа в убийстве и не мог рисковать жизнью своих людей. Без огнестрельного оружия они бы не одолели впавших в буйство сумасшедших. Его люди тоже видели в психушке двух женщин, которые подожгли лестницу. Дом сгорел дотла, и более половины пациентов погибли. Бишоп, бедняга, потерял при пожаре свою жену.

Погиб весь медицинский персонал, то ли в огне, то ли еще раньше — никто этого теперь не узнает. Бишоп и оба сыщика видели нескольких санитаров мертвыми еще до того, как возник пожар. Некоторые пациенты выпрыгнули из того же окна, через которое выбрались Бишоп и люди Пека, и разбежались во тьме кто куда; позднее их подобрали патрульные машины. Другим удалось воспользоваться пожарной лестницей в задней части здания; в ту же ночь их обнаружили на улицах города. Но некоторые бесследно исчезли. Подсчет погибших и оставшихся в живых, проведенный на следующий день, не совпал с известным числом пациентов и персонала.

Пек озадаченно почесал большим пальцем кончик носа. Что, если предложить объявить общую тревогу и предупредить общество об угрозе, блуждающей по улицам? Но он тут же отбросил эту мысль. Зачем ему обвинения в паникерстве, если право принимать такие решения возложено на парней с верхнего этажа? К тому же вся эта темная история пока разворачивается только к югу от реки. Нет никаких причин вызывать панику в других частях города. Нет, он просто вручит комиссару свой отчет и предоставит начальству с ним разбираться. «Но, к сожалению, зараза расползается», — подумал он, изучая большую карту Лондона на стене своего кабинета, утыканную зелеными булавками. Каждая из них отмечала место новых происшествий, объединенных тем, что они произошли в ночное время и были связаны с тем или иным видом зловещего помешательства. Что там Кьюлек говорил насчет дождевых капель на стекле? Похоже, они действительно наращивают силу и скорость.

Полицейские камеры и больничные палаты переполнены людьми, которых пришлось взять под стражу ради их же безопасности. Акты насилия совершали далеко не все, но у каждого из них был одинаково бессмысленный вид. В настоящее время таких набралось уже несколько сотен, в основном это были футбольные болельщики. Инцидент на стадионе квалифицировали как проявление массовой истерии. Массовая истерия? Какая там, к черту, истерия! Сказать так — значит не сказать ничего. К счастью, широкая публика восприняла инцидент на стадионе как единственный крупномасштабный феномен, и власти стараются всячески преуменьшать остальные, сравнительно «мелкие» происшествия, ни разу не предположив, что между ними существует какая-то связь, и пресекая попытки ее установить. Состояние задержанных стремительно ухудшается, и те из них, кто был взят под стражу в числе первых, превратились черт знает во что. Десятки человек, в основном с Уиллоу-роуд, умудрились покончить с собой, поскольку непрерывно наблюдать за таким количеством людей у власти нет никакой возможности. Многие, полностью утратившие волю к жизни, получают питание внутривенно. Зомби — так назвал их Бишоп во время их встречи в начале этой недели. Подходящее слово. Уместное. Это именно зомби. Одни бессмысленно слоняются целыми днями, другие что-то бормочут, остальные, погрузившись в себя, пребывают в молчании и неподвижности. Медики озадачены. Они предполагают, что часть мозга у этих людей атрофировалась, — та часть, которая управляет мотивацией поступков. Они употребляют какой-то замысловатый термин, но, как это ни называй, суть одна: эти люди превратились в зомби. Единственное, что их волнует, единственное, что заставляет припадать к окнам больничных палат и камер, — это наступление ночи. Все они приветствуют тьму. И это беспокоило Пека больше всего, потому что это подтверждало теорию Кьюлека.

Не меньшую озабоченность вызывал тот факт, что более семисот человек были объявлены пропавшими, причем большинство составляли болельщики, разбежавшиеся по городу после матча. Пек резко, со скрипом отодвинул кресло. Поправив галстук, он снова подошел к окну, опуская на ходу закатанные рукава. Сделал несколько глубоких, резких затяжек, чтобы докурить сигарету перед тем, как идти на встречу с комиссаром. Семьсот человек! Он еще раз пристально посмотрел вниз на размеренное движение автомобилей. Куда, скажите на милость, могли подеваться семьсот человек?

— Кыш, проклятая! — Даф запустил обломком кирпича в существо, выхваченное из тьмы лучом фонаря, прикрепленного к его шлему. Крыса спрыгнула с узкого выступа, идущего вдоль сточного канала, плюхнулась в воняющую нечистотами воду и исчезла в темноте.

Даф повернулся к своим спутникам:

— Здесь будьте начеку. Начинается старая канализационная сеть.

Человек, пробиравшийся за ним по пятам, сморщил нос от тяжелого азотистого запаха и проклял про себя умников из Совета Большого Лондона, придумавших для него это небольшое неприятное поручение. Плачевное состояние канализационных сетей крупнейших городов страны вызывало всеобщую озабоченность, поэтому всюду спешно проводили проверки, чтобы не произошла еще одна катастрофа вроде манчестерской. На оживленных дорогах в северной части города появились огромные щели — достаточно большие, чтобы туда мог провалиться автобус. Эти щели возникли в результате разрушения стен подземных сооружений. Проблема назревала годами, но не попадала в сферу общественного внимания, и потому ее решение постоянно откладывалось. Теперь, когда на улицах появились щели и трещины, власти забеспокоились, что слишком многое будет бросаться публике в глаза, да и в носы тоже, поскольку снизу поднимался отвратительный смрад. Баркли, счастливчик, избранный в своем департаменте для обследования этой части лондонской канализации, вздрогнул от промозглой сырости и представил, как весь город проваливается в эти вонючие катакомбы. Чтобы не сглазить, он придержал готовое сорваться с языка ругательство.