Требуется секретарь. Интим не предлагать! - Анна Варшевская

будет можно прийти, хорошо?

Я киваю.

— Сколько вас ещё ждать?! — рявкает хирург, выглянув из какого-то кабинета.

— Мне пора! — Анна торопливо уходит.

Неслабо их тут муштруют!

Я отвожу Алину к ним домой. Девочка выглядит такой потерянной, что, замявшись, спрашиваю:

— Алин, может быть, мне у вас остаться сегодня? Не стоит тебе одной сейчас… — она поднимает на меня глаза, и я добавляю: — А если завтра Анна позвонит, то сразу вместе в больницу поедем!

— Хорошо, — тихо говорит девочка и показывает на дверь: — Это комната Мари. Можете там переночевать.

Я, сглотнув, киваю и неуверенно захожу в небольшую комнатку. Здесь так пахнет моим эльфом, что дыхание перехватывает. Сажусь на аккуратно заправленную постель и оглядываюсь — обстановка старая, но всё чисто и вполне даже симпатично. Подтягиваю к себе подушку и утыкаюсь в неё носом, вдыхая запах Мари.

Так и отрубаюсь, полусидя.

Марина

Сознание поднимается вверх, закручиваясь по спирали, и я не могу понять, где я и что со мной. С трудом разлепляю веки, но тут же закрываю обратно — становится больно от слепящего света.

— Давай, спящая красавица, просыпайся, — звучит рядом чей-то знакомый голос.

Опять осторожно приоткрываю глаза и, поморгав и привыкнув, вижу над собой улыбающееся лицо подруги.

— Аня, — шепчу беззвучно, голоса как будто совсем нет.

— Не волнуйся и не разговаривай, — подруга проверяет капельницу рядом с моей кроватью. — Всё у тебя будет в порядке!

— Алин. ка, — произношу с трудом.

— У неё всё хорошо, Илья за ней присматривает, — Аня опять смотрит на меня и слегка хмурится. — Ох и напугала ты нас всех!

— Илья? — единственное, что я поняла из её слов.

— Да, он уже который день из больницы не вылезает. Даже выбил у Добрынина разрешение на посещение реанимации, а это, чтоб ты знала, чудо покруче второго пришествия, — фыркает насмешливо.

— А сколько я?.. — спрашиваю тихо.

— Пять дней уже, — подруга гладит меня по руке. — Теперь отдохни!

Мне хочется спросить ещё, но сил нет совсем, и я проваливаюсь в сон.

В следующий раз после пробуждения чувствую себя лучше. Даже оглядываюсь по сторонам — я одна в палате, просто нашпигованной всякой техникой. На мониторах что-то постоянно мигает и двигается — замечаю на пальце какую-то прищепку, на другой руке катетер, трубка от которого тянется к капельнице рядом. .Ч.и.т.а.й. н.а. К.н.и.г.о.е. д…н.е.т.

Пока осматриваюсь, дверь тихонько приоткрывается и в палату воровато заходит Илья, тут же закрывая за собой. Выдыхает, оборачивается и тут же ловит мой взгляд.

— Мари, ну наконец-то! — подлетает к кровати, жадно разглядывая моё лицо. — Очнулась! Слава богу! После операции начались осложнения, я, правда, ничего не понял из этих медицинских объяснений, но потом тебе стало лучше. Аня сказала, что ты приходила в себя, но…

Смотрю на него, и он замолкает, неуверенно улыбаясь.

— Солнышко, как ты? Где-нибудь болит? Что-то сделать?

— Нет, — говорю тихо и резко вспоминаю, что я же обижалась на него… точнее… он меня обидел, а потом… Миша и Михаил Александрович, пруд, Грэй… Закрываю глаза, перед которыми крутится калейдоскоп картинок из событий того вечера.

— Милая, ты в порядке? — слышу испуганный голос, и опять смотрю на Илью.

Мужчина сглатывает.

— Мари, я хочу извиниться! Прости меня, пожалуйста! Не знаю, что на меня нашло, точнее, знаю, но я не должен был так говорить!

— Что нашло? — спрашиваю с трудом.

— Я просто, ну… — он опускает глаза. — Ревновал тебя, вот и…

— Почему?

— Что почему? — мужчина непонимающе смотрит на меня.

— Почему ревновал?

— Потому что, — он делает вдох, — люблю тебя!

— Что?.. — у меня глаза лезут на лоб.

— Я люблю тебя, — Илья несмело берёт меня за руку, поглаживает, и я не могу сдержать лёгкой улыбки.

— Прости! — он прижимает мою руку к лицу. — Я полный идиот, признаю!

— Помнишь, я говорила тебе про свою ориентацию? — голос охрип, но я произношу медленно, со значением: — Так вот, это была правда!

— Что?!

Надо видеть лицо Ильи в этот момент. Жаль, под рукой мобильного нет сфотографировать.

— Но я же… мы же… ты со мной… — он даже заикаться начинает, бедный.

— У меня особенная ориентация, — произношу гордо, — я всегда выбираю идиотов! Так что ты подходишь, Муромцев.

На лице Ильи медленно начинает проступать облегчение.

— Я тебя когда-нибудь прибью за твои шуточки!

— Вставай в очередь, — слегка сдвигаюсь на постели и охаю от боли, прошивающей левую сторону груди.

— Ну что ты делаешь, не шевелись!

— Почему посторонние в реанимации?! — внезапно раздаётся рассерженный мужской голос, приближающийся к палате.

— Никита Сергеевич, вы сами дали на это разрешение, — я узнаю спокойную Аню.

Дверь распахивается, и внутрь заходит… Ух ты! Вот это да!

— Добрый день, я доктор Добрынин, — представляется высокий красавец. — Будьте добры покинуть палату! — жёстко обращается к Илье, и тот, закатив глаза, поднимается.

— Скоро вернусь, — кивает мне и выходит, а я продолжаю во все глаза смотреть на этого… А ведь я вспомнила! Это тот самый Добрынин, главный хирург отделения, по совместительству сволочь, деспот и тиран, как о нём отзывается Аня!

— Ну что ж, — говорит хирург, проведя осмотр, — всё идёт по плану, Марина. Мы сегодня переведём вас в обычную палату. Оформите! — бросает стоящей тут же Ане. — И не возитесь!

Я поднимаю брови. Вот уж кого-кого, а Аньку в медлительности упрекнуть — это надо совсем её не знать! Вот же… грубиян! И правда сволочь!

— Конечно, Никита Сергеевич, — голос Ани ровный, она ничем не показывает своего отношения к ситуации.

— Отлично! — мужчина вылетает из палаты.

Что-то он уже не кажется мне таким красивым.

— Анечка, — произношу шёпотом, — он что, всегда такой?

Подруга только вздыхает и немного принуждённо улыбается.

— Я привыкла, — пожимает плечами, — он великолепный хирург, работать рядом с ним — большая удача.

— Характер вот только у