Чужая кожа - Ирина Лобусова

Все сразу подумали, что убийцу нанял главарь белых. Но когда узнали подробности, эту мысль отбросили. Три серьезных чеченца были убиты точно так же, как Комаровский: с них заживо сняли кожу. Они умерли от потери крови и болевого шока. Убийства, совершенные с такой звериной жестокостью, испугали весь криминальный мир. Это было совсем не похоже на криминальные разборки.

Белые поклялись, что не имеют к этому никакого отношения, и черные им поверили. Все вместе, объединившись, стали искать маньяка. Никто не сомневался, что действует извращенец-маньяк, а уголовный мир боится и не любит маньяков, предпочитает их нейтрализовать.

Маньяк — нечто страшное из другого мира. Он пугает и обычных людей, и криминал. Это чудовищная грань между мирами, и каждый, даже самый отпетый убийца, боится с ней столкнуться.

Маньяка не нашли. Не нашли, несмотря на то, что обе криминальные бригады перепахали и небо, и землю. Убийства закончили эту войну, враги примирились и даже смогли полюбовно разделить сферы влияния. Никто так и не узнал, что это было, и кто стал причиной такого ужаса.

Убийства прекратились так же внезапно, как и начались. И больше уже не повторялись — до Комаровского.

Я возвращалась, когда было уже темно. В электричке было пусто. Ничто не мешало мне думать. На одной из станций в вагон зашел мужичок-музыкант. Тишину прорезали звуки современной песни, фальшивой до невозможности. Эта электричка шла в никуда.

В грязноватом вагоне пьяненький мужичок трындел на затертой, поломанной балалайке, собирая мелочь на самогон. Он до безумия, до самой ненормальной степени схожести напоминал мою жизнь. Между двумя точками пути — грязный общий вагон. А я так и не научилась быть богатой: ни деньгами, ни любовью, ни счастьем.

Темная тень, возникшая в дверях, упала на ковер. Ночь услышала мои молитвы. Он неслышно входил в темную комнату, приближаясь ко мне, и даже в сгустившейся темноте я видела блеск его глаз, всегда, при любом освещении чем-то напоминающих глаза уставшего дикого зверя.

Ничего не говоря, не произнося ни единого слова, он остановился перед креслом, где я сидела, словно чудом выжившая жертва губительного масштабного кораблекрушения.

— Я люблю тебя, Мара… — Вирг Сафин зарылся лицом в мои волосы, — Мара… Мне будет тебя не хватать…

Не хватать? Я отстранилась, вдруг почувствовав вдоль своего позвоночника абсолютный ледяной холод.

— Ты уходишь куда-то? — я изо всех сил старалась, чтобы голос мой не дрожал, — или ты пришел?

— Я не просто ухожу, Мара. Я уезжаю на некоторое время.

Дрожа от ярости, я вскочила с кресла и включила верхний яркий свет. Свет его заметно смутил. Сафин уселся в кресло, с которого только что подскочила я. Он был очень удручен, погружен в себя.

— Ты уезжаешь? Значит, я останусь здесь, в этом мавзолее, совсем одна? Сколько еще ты будешь меня бросать?!

— Но я совсем не бросаю тебя, Мара. Что ты выдумываешь!

— Я устала быть одна. Ты совершенно не впускаешь меня в свою жизнь.

— Мара, прекрати. Я сейчас не расположен слушать твои истерики. К тому же, ты прекрасно знала, что в моей жизни есть место только одному человеку — мне.

— Да, тебе. Разумеется, я поняла с самого начала. Ты не расположен меня слушать. А когда будешь расположен? Ты — эгоист, Вирг Сафин.

— Мара, успокойся! Прекрати! Все мужчины эгоисты, ты же это знаешь. Так чего ты бесишься?

— Я еще не начала беситься.

— Мара, замолчи и послушай. Я еду в Нью-Йорк. Одна из серьезных картинных галерей в центре Манхеттена хочет оформить свой интерьер моими работами. Для меня это будет очень выгодная сделка. Есть и другие заказы. Один влиятельный кинопродюсер хочет познакомиться с моими работами, чтобы потом я снимал для него кинопробы, с тем, чтобы превратить эти снимки артистов в отдельный арт-проект. Это очень важно для меня. К тому же я хочу купить небольшую квартиру в Нью-Йорке — давно собирался это сделать. Мне хочется некоторое время пожить в Америке. Возможно, мы с тобой будем жить там вместе. Сейчас мне нужно уехать.

Что-то насторожило меня в его голосе и интонации. Я уже достаточно давно знала Вирга Сафина, чтобы понять: что-то не так. Поэтому спросила прямо:

— Значит, в Америку тебя гонят не только дела? Есть еще какая-то причина?

— Да, есть, — Вирг Сафин выдержал мой взгляд, — у меня горе. Убили моего близкого друга, мы с ним были дружны еще с детства. Я должен пережить это горе один. Я не знаю, кто его убил, какие-то уроды. Возможно, он был должен кому-то денег или что-то знал. Желающих его убить было много. Для меня это большая боль.

— Когда ты едешь?

— Прямо сейчас. Я пришел забрать свои вещи. Такси ждет на улице.

Возле того места, где я находилась в гостиной, был диван с подушками. Я схватила одну из подушек, и запустила в Вирга Сафина. Затем закричала изо всех сил:

— Да пошел ты на …й, урод!

И выбежала из гостиной. В своей комнате я упала на кровать и, конечно же, дала себе волю. Я рыдала так, словно у меня вырвали сердце. Внезапно острая догадка обожгла меня, как боль. Да еще так сильно, что я перестала плакать.

А что, если Вирг Сафин бежит совсем не от меня? И в Америке у него нет никаких дел? А что, если его отъезд — это бегство из-за убийства Витольда Комаровского? Может, его допрашивают? Может, его преследуют? И он должен скрыться потому, что имеет какое-то отношение к этой смерти.

Да, это выглядело правдоподобно. Что ж, пусть Вирг Сафин катится в свою Америку. Я найду чем заняться в его отсутствие. И решительно потянулась к мобильнику.

— Макс, слушай меня очень внимательно. Ты должен добыть у своего друга карточку-пропуск, и мы — обыскать дом, а также личные вещи Комаровского! Мы проберемся в его дом.

Макс в ответ разразился гневной тирадой типа «что ты хочешь найти после ментов», но я быстро его оборвала:

— Мы можем найти следы Илоны. Порыться в его компьютере, поискать личные записи. Менты не знали, что искать, но мы-то с тобой знаем! Макс, это обязательно нужно сделать. У нас с тобой нет другого выхода. Ты уж не сердись, но мы сделаем именно так.

В конце концов, Макс согласился достать карточку и попробовать. Я же, закончив разговор, решительно направилась в спальню Вирга Сафина. Мне нужно было отыскать его планшет — тот самый, в котором он читал новости. Я почему-то думала, что Сафин не взял его с собой.

Остановившись на пороге, я не решалась ступить внутрь темной комнаты. Но все же осмелилась и даже включила свет. Наверное, включать свет было не разумно — свет в окнах его спальни могли увидеть охранники, а затем настучать Сафину. Но мне было на это наплевать.

С чего начать? Мне повезло. Ноутбук Сафина валялся на ковре. Я аккуратно переложила его на кровать и стала рыться в поисках планшета.