Песнь Валькирии - Марк Даниэль Лахлан

— Я ничего не вижу.

— Тогда как же вы видите меня, если руна не освещает меня во тьме?

— Значит, они в источнике. Источник взял их. Он захватил руны. Мы должны освободить их. Если у тебя внутри есть руна, то призови с ее помощью остальные.

— Мне не нужно их звать. Они уже здесь. Смотрите, вот руна-копыто, вот светильник или очаг, а вот та, что обрамлена в золото. Они изумительны. И вы каждый день окружены ими?

Стилиана схватила Фрейдис за руку.

— Я вижу свет. Я чувствую тепло. Но я не вижу их.

Сверху послышался какой-то шум, затем проклятие и плач.

Кто-то тяжело упал в туннель.

— О Боже и боги, помогите мне.

Фрейдис обнажила свой нож. Для меча проход был слишком узким.

Они поползли по туннелю навстречу звукам.

— Не убивай меня!

Это был мальчишка, которого привел с собой человек-волк. Благодаря чутью воина Фрейдис мгновенно сообразила, что тут что-то не так.

— Что случилось?

— Женщина исчезла… Его взяли, и теперь норманны ищут меня.

— Говори потише. Твои завывания нам не помогут.

— Простите, простите.

Она повернулась к Стилиане:

— Леди, приглушите свет ваших магических светильников.

— Я не могу. Они не со мной.

— Вы не можете воспользоваться ими, чтобы одолеть этих людей?

— Может быть. Немного. Но их тут нет.

— Приглуши свет, ты, сука, или на наши головы сюда придет вся эта ублюдочная армия, — прошипел Гилфа.

Фрейдис взяла парня за рубаху и нежно произнесла:

— Еще раз оскорбишь леди, и я подарю ей твой язык.

Сверху послышался голос, судя по тону — вопрос.

Она услышала «нон», что должно было означать «нет», затем — удар и крик. Еще проклятия. Человек оступался в темноте. У них не было света.

И вновь донеслись какие-то слова.

— Они видят свет! — воскликнула Стилиана. — Он спросил: «Что это?»

— Хотела бы я, чтобы стало темно, — проговорила Фрейдис.

Свет потух, будто по команде.

Мальчишка дышал слишком шумно, хотя и пытался подавлять всхлипы. Она бы задушила его или убила ножом, если бы была уверена, что это будет бесшумно. Но она сомневалась, и поэтому он остался жив.

Они слышали, как наверху сновали люди. Найти факел и обнаружить дыру в полу — это всего лишь вопрос времени.

— Ты поможешь мне вылезти, — прошептала Фрейдис, обращаясь к мальчишке.

— Как? Нас найдут. Нас убьют. Господин Луис — лучший воин, которого я видел, а они легко взяли его.

— Меня они легко не возьмут, — заявила Фрейдис. — Помоги мне выбраться наверх.

Мальчик опустился на четвереньки, и она встала ему на спину сжимая в руке нож. Где-то слабо мерцал факел. Она не высовывала голову из ямы. Свет стал ярче. Послышались голоса. Она поняла, что они увидели дыру. Двое подошли ближе. Один ее не заметил, а другой, заглянув в яму, вскрикнул от удивления. Она сильно ударила его ножом в голень и оставила нож в ноге.

Мужчина снова закричал, теперь уже от боли, и попытался вытащить нож. Плохой воин. Сначала нужно позаботиться о враге, а потом о себе. Боль — это роскошь, которой он не стоит.

Выбравшись, Фрейдис выхватила из ножен свой меч и побежала. Факел упал на пол, по стенам бешено понеслись тени.

Четверо. Теперь уже трое — она сделала бросок в сторону человека с раненой ногой. Если она выживет в этом бою, то сможет гордиться, что выполнила свой долг, подала пример другим воинам. Тогда она сможет сказать: «Он не носил шлема, на нем был только шлем крови» или: «Коготку хотелось полакомиться, невозможно было оторвать его от пиршества». Она могла подать это, как ей захочется, под любым соусом: меч застрял в его черепе, и, падая, он потащил его за собой.

Осталось три противника.

Факел мигнул и погас. Она почувствовала их смятение, они пытались сориентироваться на ощупь. Внутри нее зажглась руна-факел, и для нее, казалось, настал день. Трое воинов вслепую махали мечами во тьме, раскрыв от ужаса рты. Один из них, спокойнее остальных, взмахнув мечом, нащупал ступени в усыпальницу. Надо было спешить. Шум мог привлечь сюда остальных воинов лагеря. Она вынула меч. Коготок — хорошее оружие, его выковал в Дамаске кузнец-волшебник. Нет нужды наносить прямой удар.

Нет. Нет нужды убивать снова. Скорее, она чувствовала нужду больше не убивать. Раненый воин истощал силы врага больше, чем убитый. Спокойный норманн нашел ступени и шагнул, чтобы проверить дорогу. Она опустила меч и сильно ударила его сзади по ноге, нанеся глубокую рану. Он завопил и с проклятиями упал на плиты.

Остальные в панике стали беспорядочно махать мечами, и один ранил другого в руку. Тот мгновенно отреагировал, его меч описал дугу и попал ранившему его товарищу в горло. Держась за шею, он упал, выкрикивая ругательства и проклятия, которых она не могла понять. Может, это была смертельная рана, а может, царапина. Фрейдис знала, что рана в шею вызывает у мужчины панику. Ударь мужчину в руку или грудь, нанеси ему глубокую рану, он только будет яростнее сражаться. Слегка задень шею, пусти кровь, и его руки схватятся за рану. И лишь воспетые скальдами герои могли, улыбаясь, еще неистовее бросаться в бой.

Она вытащила нож из ноги уже мертвого воина, лежавшего у края ямы. И ударила единственного оставшегося на ногах норманна в ягодицы. Он вскрикнул, и она ударом сбила его с ног.

— Быстро, — сказала она, повернувшись к туннелю. — Нам надо идти.

Стилиана взобралась на плечи Гилфе, и она подняла ее, легкую, словно бабочка, вверх. Госпожа дрожала всем телом, потрясенная тем, что с ней произошло. Гилфа был тяжелее, но она успешно вытащила наружу и его тоже. Она не могла понять, почему тратит на него силы. Он был медлительным и неуклюжим, не умел сражаться.

Возможно, именно поэтому. Его легко поймают, и это увеличит шансы ускользнуть для нее и леди Стилианы.

— Я ничего не вижу, — сказал Гилфа.

У Фрейдис не было времени раздумывать о причине этого, она просто приняла все как есть. Она сняла с норманнов один плащ для Стилианы и еще один для себя. Леди была без чувств, но дышала. Сейчас руны согревали их, однако долго рассчитывать на это она не могла.

Она подняла Стилиану и понесла вверх по ступеням, оставив Гилфу кричать и скулить в темноте, спрашивать, где она, и причитать, что он умрет.

Гилфа лежал на полу усыпальницы, вокруг раздавались крики и стоны раненых. Он позвал Луиса, потом Фрейдис и в конце концов проклял обоих за то, что они его покинули.