Прощальный поцелуй Греты Гарбо - Анна Князева

– Значит, неизвестно, кто и за что убил несчастного альфонса? – спросила она.

– Я уже говорил и повторяю вам снова: с Кирилла Ольшанского никто не снимал подозрений.

– Даже после того, как он…

Следователь Фирсов перебил Лионеллу:

– Для него ничто не изменилось. Афера с домом не улучшила его положения. – Фирсов поднялся со стула. – Не буду вас утомлять, Лионелла Павловна, вам нужно восстанавливать силы. Лев… – он протянул руку, и Новицкий крепко пожал ее.

Уже выходя, Фирсов обернулся:

– Да… Чуть не забыл. Вы будете удивлены – номер, из которого съехала Полторацкая, выгорел первым. У нее не было шансов остаться в живых, если бы она не возвратилась в Москву.

Ефим Ольшанский смотрел на прекрасное лицо Греты Гарбо, и ему не верилось, что еще недавно он его целовал.

Она встала с дивана и прошла к бару. Обернувшись, спросила:

– Налить виски?

Ольшанский понял, что тоже должен подняться. Встал, забрал у нее бутылку и налил в оба бокала, потом положил лед. Они приветственно подняли бокалы и, глядя друг другу в глаза, выпили.

– Приятно, когда между съемками есть время на отдых. – Гарбо подошла к двери и распахнула ее: – Тилда! – Немного подождав, оглянулась: – Куда делась эта корова? Ее и вправду нужно побить. Займусь этим лично.

– Надеюсь, что это шутка. – Ефим улыбнулся. – Вы же не станете этого делать?

– Не стану, – Гарбо отставила бокал. – Просто уволю.

– Это жестоко.

– Жизнь жестока, мой друг, – она потрепала его по волосам. – И скучна. Боже мой, как скучна эта жизнь…

– Есть много способов сделать жизнь интереснее, – сказал Ольшанский, не зная, как еще поддержать разговор.

– Неужели? – В глазах Гарбо загорелся злой огонек. – Ну, так предложите мне хоть один?

– Работа…

– Она не приносит мне удовольствия.

– Развлечения.

– Об этом мы уже говорили.

Оказавшись в тупике, он, неожиданно для себя, обозлился:

– Тогда выходите замуж.

– Ни о каком замужестве не может быть речи, – холодно заметила Гарбо. – По крайней мере, в ближайшие годы из-за контракта с Голливудом и моих творческих планов. После того как все это закончится и я снова стану обыкновенной женщиной, в частной жизни буду вольна делать все, что угодно. Надеюсь, что к тому времени обо мне позабудут и репортеры наконец-то перестанут меня беспокоить.

– В таком случае вы абсолютно правы. Жизнь скучна, – согласился Ольшанский. У него не оставалось других вариантов.

– Мне нужно отдохнуть, милый Эфим. Надеюсь, вы понимаете, что я не могу предстать перед камерой, если я перед этим хорошенько не высплюсь. Вообще, сниматься – ужасно суматошное дело: ведь ты уже не принадлежишь самому себе. Приходится играть перед посторонними людьми, электриками, осветителями… – Она снова крикнула: – Тилда!

В тот же миг в дверь бунгало постучали.

– Явилась наконец. – Гарбо вышла из комнаты и распахнула дверь, однако, вопреки ожиданиям, на пороге бунгало стоял юный красавец, ее партнер по съемкам. В его руках был патефон.

– Простите, что беспокою, мисс Гарбо…

Она схватила его за рукав и затащила внутрь помещения.

– Вы кстати, – сказала Гарбо и, обернувшись к Ольшанскому, представила его: – Ефим – режиссер из России.

– Роберт Тейлор, – актер поставил патефон на стол с косметикой и протянул руку. Скрепив знакомство рукопожатием, он обернулся к Гарбо: – Как ваше самочувствие?

– Теперь значительно лучше. – Она указала глазами на патефон: – Пластинки тоже есть?

– Их две.

– Что за музыка?

– Бенни Гудман.

– Композиция?

– «Голубое небо».

– Немедленно поставьте пластинку!

– Туже пояс, детка! Включаем музыку! – Тейлор начал крутить ручку и после того, как завел механизм, установил рычаг звукоснимателя на вращающуюся пластинку. Из патефонной трубы вырвался стройный джаз в ритме «фокстрот».

Покачивая в такт музыке головой, Гарбо потуже затянула пояс халата и ритмично переступила с ноги на ногу и обратно.

К ней подскочил Тейлор:

– Потанцуем? – Одной рукой он взял ее за руку, другой обхватил за талию.

Они покачнулись в ритме фокстрота и, не обращая внимания на Ольшанского, начали танцевать. Лицо Греты Гарбо зарумянилось, она закинула голову назад едва ли не под прямым углом к позвоночнику…

Почувствовав приступ тошноты, Ольшанский вышел из бунгало.

К ужину Лионелла пришла в себя и полностью преобразилась. Из магазина ей привезли чемодан одежды и несколько пар обуви. Для этого она предусмотрительно взяла у Льва кредитную карту.

Кроме обуви и одежды, Лионелла заказала себе новый телефон, фен и косметику. Все привезли к пяти вечера. В семь она уже сидела в постели с прической и макияжем, одетая в красивую пижаму. Первым человеком, кому позвонила, был ее муж.

– У тебя все хорошо? – спросил он.

– Все в полном порядке. После обеда ставили капельницу, теперь значительно легче.

– Что с остальным лечением?

– Уколы.

– Таблетки дают?

– Мне нельзя. Все только жидкое или протертое. Ужасная мерзость. Но даже в этом есть свои плюсы.

– Какие? – Лев усмехнулся.

– Возможно, я похудею до эски.

– Что это значит?

– Сорок четвертый размер одежды.

– Это не надо.

– Почему?

– Я тебя такую люблю.

– Со стандартной эской будешь любить сильнее.

– Это вряд ли. Сильнее уже нельзя. – Вероятно, после этих слов Лев почувствовал излишнее умиление и сменил тему разговора: – Я задержусь в Питере на день.

– Это хорошо.

– Забыл тебе рассказать. Сегодня мне звонил некто Черенцов.

– Как он тебя нашел?

– Объяснил, что он когда-то работал с тобой на фильме. Забавный такой мужик.

– Как он тебя нашел? – повторила Лионелла.

– Пришел к воротам и попросил охранника позвонить мне или тебе. Поскольку все твои телефоны сгорели, охранник позвонил мне. Я разрешил дать ему свой номер.

– Что он сказал?

– Что ключ от дома оставил у нашего охранника.

– Ключ от дома Кирилла?