Шакалота. Птичка в клетке - Елена Филон

— Зачем спрашиваешь? Если всё равно… веришь лжецу.

— Яроцкий! Яроцкий! Урок ещё не закончен! Яроцкий, куда собрался?!

— Паша не лжец! — кричу вдогонку, когда Макс уже переступает порог класса, и его горькая улыбка задевает так сильно, что больше я даже самой себе не верю.

Как и поверить не могу в то, что Макс действительно это сделал — встретил меня у ворот на школьную территорию, эффектным жестом отбросил окурок в сторону, небрежно запустил руки в карманы джинсов и направился к застывшей в недоумении мне.

— Привет, — лениво, с хрипотцой. И улыбка эта… ямочки… Слишком ехидная, не верю ей. Как и ему не верю.

— Эй? — щёлкает перед моим лицом двумя пальцами. — Я здесь. А ты где?

Сложно подобрать слова.

Сложно вообще вспомнить, что такое говорить.

Да я даже дождя не чувствую от которого уже промокнуть успела. Холодного ветра не чувствую.

— Где… где твой мотоцикл? — вопрос, который удаётся задать.

Пожимает плечами с видом «что может быть проще» и усмехается:

— В гараже. Где ещё ему быть?

— В гараже, — повторяю тупо и сама себе киваю.

В гараже.

— Ну ты ведь прокатиться отказалась, — выхватывает у меня рюкзак и забрасывает себе на плечо. — Пошли, прогуляемся, значит.

— Лиза! — голос Паши звучит за спиной и у меня внутри всё корочкой льда покрывается. Не понимаю только почему. Я ведь ничего не сделала. А чувство такое… будто сделала.

— Чача… Ну, привет. А я уже волноваться начал. Вот только, — Макс весело усмехается и смотрит на меня, — мы с Лизой уже уходим. Да, Лиза?

Два года назад

За две недели до начала учебного года

— Чуваааак, я, кажется, пьян. Чувак, я так пьян…

— Тебя от трёх глотков пива унесло? — смеюсь, переваливаюсь на живот и собираю в кучку остывающий пляжный песок.

— Я пьян любовью, чувааак! — с видом лирического поэта протягивает Костик, делает очки из пальцев, прикладывает к глазам и смотрит на небо. — Ууууу… Они всегда так быстро плыли?

Щурясь, бросаю взгляд на проплывающие над нами, уже окрашенные в розовый, облака и толкаю Костю в плечо.

— Чем ты там пьян? — не могу сдержать смеха. Опять старую песню завёл. Костян — романтик, блин! А я был уверен, что мой лучший друг — нормальный мужик, а не сопля ходячая. На девчонку какую-то залип. Теперь постоянно о ней трещит, не затыкаясь. О тачках, например, вчера разговаривали, и я понятия не имею, как разговор о ТАЧКАХ мог закончиться обсуждением того, какие блин нереально красивые глаза у какой-то там Багряновой. Я даже не помню её! Ну одноклассница вроде… А этот пришелец ещё и обиделся! Даже врезать мне хотел, честное слово, с криком «Не смейся над ней! Ты даже не знаешь, какая она!» Ха… будто Костик знает. Совсем крыша у пацана поехала.

— Опять травишься? — смотрю, как Костик зажимает зубами помятую «Яву». Опять это дерьмо курит. Карманных денег его на месяц лишили, а у деда Костика в кармане ничего лучшего не нашлось. Прям парадокс какой-то: теперь Косте влетит за то, что он избавил дела от пачки отравы.

Ложусь на спину и закидываю руки за голову.

— Скорей бы в школу, — задумчиво протягивает Костик, а я давлюсь от этого вонючего сигаретного дыма.

— Да, — иронично усмехаюсь. — Девятый класс это тебе не навоз у дяди Гены на даче таскать.

— Ни фига ты не понимаешь, Макс! — Опять ворчать начинает. Такой забавный.

Толкает меня в бок, и я вновь смеюсь, глядя на перекошенное от злости и одновременно от обиды лицо этого влюблённого идиота.

— Как она хоть выглядит? Я не помню. Борисова твоя эта.

— Багрянова! — Костик отправляет в меня горсть песка, садится, свешивает руки с колен, делает затяжку и задумчиво смотрит на море. Ну как тут не ржать?

И я ржу! Ржу, пока не получаю в лицо очередной горстью песка.

— Её Лиза зовут. — Удивительно упрямый у меня друг!

— Не дыми на меня, — давлюсь дымом и смехом. Даже рот ладонью зажимаю. Костик каждый раз краснеет до самых своих лопоухих ушей, когда разговор о ней заводит. Причём сам заводит и сам же краснеет! Всё лето мне мозг выносит этой Бобровой своей. Даже Чачу разговорами о ней допёк, а Чача у нас самый стойкий, между прочим.

— Ты по ней с мая сохнешь. Уже почти четыре месяца. Не надоело ещё? — Мягко толкаю Костика в плечо, присаживаясь рядом.

— Я только в мае заметил, какая она красивая стала.

— Блиииин, да ладно тебе, Костян. Кто там красивый в моём классе? Обычные все. Я б заметил. Ладно, если бы ты на Светлакову залип, я бы понял. Она хоть ствервозная, но, да, красивая.

Смотрит и глаза щурит:

— Лиза красивее.

— Лиза красивее. — Говорим одновременно и меня вновь приступ смеха накрывает. Костик тоже улыбки не сдерживает.

— Да что в ней такого особенного? — Ладно уж… решаю дать другу выговориться. Вижу — наболело. Любовь у него, понимаете?

— Не знаю, — Костя пожимает плечами и влюблённым, как дебил, взглядом таращится на море. — Просто Лиза она… необычная. Вот смотрю на неё и… всё… прям глаза слепнут. Лиза она… она сияет, понимаешь? Да ни фига ты не понимаешь.

— Сияет? — хмыкаю. — Да, Костян, загнало тебя конкретно.

— Лиза необыкновенная!

— Тем, что в школу редко ходит?

— Что?

— Ну, ты сам говорил. Что она в школу редко ходит. Наверное, поэтому и помню её плохо.

— Она позади тебя сидит.

— За мной много кто сидит.

— Блин, Макс, вот ты вообще ничего не понимаешь! И хватит ржать уже!

— Прости, Костик, — хватаю его за щёку и несколько раз дёргаю, — просто ты такой миленький. Ути-пути.

— Макс, блин!

— Ууути-пути, кто тут у нас папочкина радость?

— Отвали, Яроцкий! — выбрасывает сигарету, заваливает меня на спину, сам смеётся на весь пляж и меня песком засыпает.

Отстает, наконец, поднимается на ноги и отряхивает ладони.

— Ладно, прости, дружище. Я просто стебусь, — щурясь, смотрю на него снизу вверх. — Придём в школу, покажешь мне эту свою Бабрукову.

— Багрянову.

— Да знаю, — вздыхаю, отвожу взгляд на море. — Багрянову. И что делать планируешь? Девчонку к нам в компашку притащить хочешь?

— Нееее… — неловко отвечает и присаживается рядом. Потирает ладонью шею и вновь краснеет. — Я, это… стесняться буду.

— Что, даже не подойдёшь к ней?

— Сказал же: стесняться буду.